Павел Журба - Александр Матросов [Повесть]
- Название:Александр Матросов [Повесть]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Детгиз
- Год:1958
- Город:Ленинград
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Павел Журба - Александр Матросов [Повесть] краткое содержание
П. Т. Журба прошел весь двухсоткилометровый путь, который зимой 1943 года проделал Матросов со своим полком. В глубоком снегу, по болотам и непроходимым лесным чащам двигался полк к исходному боевому рубежу. Много дали писателю встречи с людьми, близко знавшими Сашу Матросова, — воспитателем Трофимом Денисовичем, который, отвоевав, вернулся в колонию; учительницей Лидией Власьевной (она и поныне работает там), другом Матросова — Виктором Чайкой (он сам стал воспитателем в той колонии); замполитом капитаном Климских. В книге правдиво показан жизненный путь Александра Матросова, светлый образ которого будет вечно служить примером бесстрашия и беззаветной любви к Родине.
Для среднего и старшего возраста.
Александр Матросов [Повесть] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Дед передразнивает:
— «Де я його дила? Де я його дила?» Потеряла, так и шукай, хитрая птаха-иволга, и нечего самые сладкие груши клевать!
Где-то на высоком тополе дремотно воркует дикий голубь: «Ва-вва-уррр, ва-вва-уррр». Голубка ему отвечает: «Угу-у-у, угу-у-у». Синица-пастушок посвистывает: «Фить, фить, фить!»
— До чего ж хорошо тут, дидуся! — говорит Сашка. — А цветы, цветы какие!
Дед степенно называет цветы: чернобривцы, пивники, панычи, горицвет, золототысячник…
— Дивчата насадили. Кажуть, нехай, диду, и коло куреня квитки [7] Квитки — цветы.
будут, щоб и вы радовались. То-то ж дурни! Хиба моя радость тильки коло куреня? Моя радость безмежна, як небо… И ты веришь, Сашко, хочется, щоб все люди добре жили. — И, подумав, нерешительно добавил: — И щоб такие, як ты, хлопче, не блукали по свету, а жили добре… Гадаю так, що и ты ж человек не без роду-племени…
Самолюбие Сашки было задето. Тронула его и забота деда.
— Ясно, я не без роду-племени. — И он рассказал, кто был его отец, что и он хотел добра людям, за это и убили его. Рассказал о матери, о бабушке и задумался.
Плотно сжав губы, смотрел в сад, слушал перезвон птиц. Он вспомнил, как рабочие хоронили отца. Залитые солнцем цветущие акации так белели, что больно было смотреть. Друзья у могилы отца говорили речи. Плакали бабушка, мать — худенькая, голубоглазая, в белой, косынке. А он, Сашка, не плакал. Одна старушка сказала тогда про него: «Не понимает еще хлопчик, не плачет». А бабушка ответила ей: «У него сердце зашлось».
Вскоре слегла с горя и мать и уж больше не встала. Вернувшись с кладбища, Сашка долго стоял один у забора и смотрел на Днепр, на степные просторы, на далекие мглистые курганы. Он очнулся, когда подошла к нему бабушка и окликнула: «Не оглох ли ты, Саша? Кричу, зову тебя, а ты молчишь. Иди ужинать». И тут он особенно остро почувствовал, что остались они с бабушкой только вдвоем, и заплакал безудержно, судорожно. «Ничего, поплачь, внучек, поплачь, легче будет», — говорила бабушка — теперь самый дорогой на свете человек.
Дед Макар смотрел на хмурого хлопчика и не рад был, что заговорил о его родне.
— Ну, чего ж ты, Сашко, не ешь и молчишь? Може, дыни чи винограду хочешь? Ешь, серденько, а я тебе добру песню заспиваю.
Дед взял бандуру [8] Бандура — народный музыкальный инструмент.
, пробежал заскорузлыми пальцами по звонким струнам и хрипловато, но с душой запел:
За Сыбиром солнце сходыть…
Хлопцы, не зивайте:
Вы на мене, Кармелюка,
Всю надию майте…
Сашка заслушался — он любил песни до самозабвения. Потом стал подтягивать деду.
Когда песня кончилась, повеселевший Сашка уже просил деда, с беспокойным удивлением глядя ему в глаза:
— Дидуся, а какую ж сказку вы знаете? Расскажите.
— Знаю, — усмехнулся дед. — Ты, бачу, до всего жадный. Одну маленьку можу рассказать.
Он подвинулся в тень груши, снял соломенный брыль, пригладил редкие сивые волосы на голове, точно готовясь к чему-то торжественному.
— Бач, як мы живем! Сами мы земельку распушили и сад цей насадили. И всего теперь у нас в колгоспе вдосталь. И человек стал добрей. А раньше як жили? Паны да куркули душили хлебороба. Известно, горе горбит человека. Грыжа моя ще доси болить с того часу, як у пана надорвался. Очи мои ще доси подслеповаты с того часу, як дым их ел в курной хати. Каганцем [9] Каганец — плошка, светильник.
и лучиною освещались, да и за нею в другую губернию ходили. А теперь у нас в каждой хати электро и радио, а в клуби, як солнце, лустры сияют.
Дед указал на яблоньку, облепленную краснобокими яблоками. Подпорки держали пышную красавицу и не могли удержать — гнулись под тяжестью ее сочных плодов.
— По-мичурински саженец выходил, прививку сделал, и ось дывысь, що робится — яблок сила-силуща. Так мы ж скоро засыплем весь мир фруктою разною да пшеницею, як будем робить по-мичурински! Так слухай, Сашко. Было на свете богато царей, князей, панов и всяких там закордонных богачей. А ить мы счастливей, чем те цари, князья и богачи. Верь совести, счастливей! А все через що? Ты знаешь, хлопче, вид чого у поли мак цвите?
— Не, дидуся, не знаю.
— Слухай, Сашко. Та добре слухай.
Дед расчесал заскорузлыми пальцами белую, как ковыль, бороду, задумчиво посмотрел в сад, пронизанный лучами солнца. Было тихо, только дремотно жужжали пчелы.
— Был колысь на свете такой человек — Данько. Страшно бедовал народ от панов-помещиков. Всему хозяин был пан, а простой человек, мужик, рабом у него был, дни и ночи, всю жизнь работал на пана, а сам с голоду опухал. И степь широкая — глазом не охватишь, а трудящий человек жил, як в тюрьме. Так вот той Данько и стал учить людей, як им царей и панов скинуть и волю та землю получить. И народ стал гуртоваться, подниматься бунтами.
— То запорожцы были, дидуся?
— Мовчи. Слухай… Данька, известно, паны в тюрьму посадили, долго мучили его и требовали, щоб он отрекся от народа, от правды народной. А Данько на своем стоит. И повели его на казнь. Ведут по степям зеленым та пахучим. Пташки разные под солнцем грают. А на теле Данька раны горят. Чуешь, Сашко?
— Чую, дидуся.
— И в останний час ему говорят паны: «Отрекись от народа — мы сделаем тебя богатым. Жить будешь в золоченых чертогах. Земель и мужиков тебе дадим богато. Всю жизнь в царском довольстве проживешь и николи с горем не спознаешься»…
А Данько на своем стоит.
«Ни, — говорит, не отрекусь от моего народа. Краше смерть за народ приму, а воли он сам теперь добьется, раз познал свою правду и силу».
И с лютою злобою заревели паны:
«Больней бейте его! Огнем палите!»
Тут не стерпела, заплакала Данькова мать:
«Паны-катюги убьют тебя, сыночек».
А Данько и говорит ей:
«Не плачьте, мамо. Вы ж сами учили меня любить народ и жить по правде. А правда сильней смерти».
И от слов таких зашаталась мать, як та калина от бури. И когда стала падать, люди подхватили ее под руки, сказали ей:
«Спасибо тебе, добрая маты, що такого сына вскормила и взрастила на людское счастье».
И поняла мать: не плакать, а гордиться ей надо таким сыном. И благословила его: «Иди, сынку, прими муки лютые за счастье людское»…
И ведут паны Данька по степи на казнь за народ и плетюгами стальными стегают, рвут его тело белое.
А Данько все идет и голову поднял высоко, будто глядит за горы, за тучи. Кровь его на землю часто-часто капает — кап-кап… И где упадет капля его крови, там и мак расцветает, такой же красный, як та кровь. Вот с тех пор и зачал цвести на полях мак, щоб люди не забували Данька. Так-то, хлопче…
Сашка, сдвинув тонкие изогнутые брови, зачарованно молчит.
Вспомнил и он свою мать. Вот, будто как во сне: тихо положила свою руку на его голову, нежно погладила: «Баю-бай, баю-бай. Тише, ветры, не шумите и Сашеньку не будите»… Может, и она так же сказала бы ему: «Иди, Сашенька, прими муки лютые»…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: