Виктор Чехов - Разведчики

— Как я ждал тебя… — снова раздался шепот, — ты часто приходила ко мне, садилась рядом, как сейчас.

— Не надо волноваться, милый, — Зоя дотронулась до исхудалой, почти бескровной руки. Не выдержав, наклонилась, приложила ее к щеке.

Марк едва заметно повернул голову. Веки его приподнялись. В глазах стояли слезы.

— Это не бред, я чувствую твою теплоту… Сожми руку. Еще…

— Мне разрешили быть с тобой. Сказали, что теперь ты скоро поправишься.

Она смотрела на дорогие, до неузнаваемости заострившиеся черты и чувствовала, как жалость к Марку охватывает ее все сильнее и сильнее. Только бы не разрыдаться. Им гордятся товарищи, его ставят в пример на пограничных заставах… А он лежит беспомощный, ищет ее руку. Все она сделает для того, чтобы восстановить его силы. Все!

Словно читая ее мысли, Марк попытался приподняться.

— Зоя! Мне необходимо жить. Очень необходимо. Сейчас я не могу умереть… Нельзя…

— Профессор ручается за твою жизнь, дорогой.

— Ты со мной, и я поправлюсь. Мне хорошо… спокойно…

— Теперь помолчим. Прошу тебя.

Наступила тишина. Зоя беззвучно перевела дыхание: Марк будет жить! Ведь очень много значит, если больной сам борется за свое выздоровление.

«Большое счастье, что Марк попал именно в этот госпиталь… — думала Зоя. — Здесь лечились многие друзья Марка: Шохин, Синюхин, Катя…». А сегодня Зоя узнала, что и Саша Топпоева, о подвиге которой писали в газетах, тоже долечивается здесь. Через Беломорский эвакогоспиталь проходят чуть ли не все раненые с Карельского фронта…

Вчера, когда Зоя первый раз увидела Катю у постели спящего Марка, та спросила шепотом:

— Будете у нас работать?

— Временно. — Зоя нахмурилась, глядя, с какой заботой ухаживает Катя за Марком.

Та сразу поняла взгляд Зои:

— Это мой начальник! На его заставе меня и ранили! — и также шепотом радостно добавила: — Вы Зоя Перовская. Я вас по фотографии узнала. Только там вы полнее, — она кивком показала на стоящую на тумбочке карточку. — Товарищ старший лейтенант, — доверчиво добавила она, — попросил поставить здесь вашу карточку. Он вас так ждал!

Это было вчера. А сегодня Зоя встретилась в приемной с Сашей Топпоевой. В памяти сразу возник мирный солнечный день… Петрозаводск, водная станция, вышка… Уверенная в движениях русоволосая спортсменка. Но теперь Топпоева была совсем другая, в этой белой косынке медсестры и белом халате. Глаза смотрят напряженно, и улыбается по-другому, скупее.

— Зоя Перовская? Вот неожиданная встреча, — протянула руку Саша. — Давно здесь?

— Только что приехала.

Они стояли посреди приемного покоя, взявшись за руки. Зоя — легкая, тоненькая, с еле заметными преждевременными морщинками у рта. Саша — плотная, широкоплечая, с суровой складкой меж бровей. Каждой из них бросились в глаза перемены, происшедшие с другой. Казалось, что обе они постарели, что со дня первой встречи прошло много лет.

— Мне очень хотелось встретиться с вами, — призналась Зоя. — Вчера еще узнала, что вы здесь. Думаю, та ли это Топпоева, с которой мы когда-то соревновались? — Зоя вздохнула. — Я уже несколько раз выходила сюда — сказали, что вы придете. — Зоя чуть откинулась назад, разглядывая Топпоеву. — Вот вы какая теперь.

Саша махнула рукой:

— Что обо мне говорить! Вот пограничник у нас лежит один… старший лейтенант Марин.

— Я ведь к нему и приехала. В этом госпитале буду работать до нового назначения.

— Так это вас он так ждал! — Топпоева обняла Зою за плечи.

— В прошлом году он спас меня и моего приемного сына Игоря… — Полуобернувшись, с изменившимся лицом, Саша едва слышно добавила: — А моего крошку белофинны убили… — порывисто отвернулась и почти бегом направилась в свою палату. Нет, никогда ей не забыть пережитого. Это произошло в яркое солнечное утро…

На пристани валялись обрывки газет, кем-то оброненный носовой платок, детская кукла с оторванной ногой. Ленивый августовский ветер чуть шевелил бумагой, пробегая по неподметенной дорожке. Поднятый им мусор собирался в маленькие вихри, кружился, оседал на запыленных досках пристани. В открытые окна конторы видны были разбросанные стулья, столы, листы изорванных книг.

Возле причала покачивался готовый к отплытию буксир. На его борту теснилось сотни полторы женщин и детей из села Паданы.

Саша Топпоева с ребенком на руках, вытянувшись вперед, кричала:

— Береги себя, Андрей! — Она смахивала рукой слезы и опять обращалась к мужу: — Для сына… Для Пети! — Ее звонкий голос тонул в общем шуме, и Андрей не мог разобрать слов. Он перебегал с места на место, стараясь протиснуться сквозь толпу ближе к буксиру, всматривался в милое расстроенное лицо Саши. С трудом он все же пробился к причалу. Чтобы успокоить жену, закивал головой, крикнул:

— Скоро, Саша, вместе будем! Война скоро кончится!

На капитанском мостике появился капитан, грузный и, казалось, спокойный. Из-под нависших седых бровей поблескивали покрасневшие усталые глаза.

— Убрать трап! — крикнул он, окидывая взглядом толпу.

Из ворот стоявшего против пристани дома показалась старушка с громадным узлом. Замахав рукой, она голосисто закричала в сторону буксира:

— Погодите! Погодите, мы сейчас! Игорь, помоги тащить! — приказала она вихрастому подростку.

С парохода и с пристани многоголосо неслось:

— Лукерья Ильинична! Поспеши!

— Бабушка Лукерья, скорей!

Андрей, прихрамывая, подбежал к старухе, рывком схватил узел, взвалил его на плечи.

— Пароход задерживаете, Лукерья Ильинична, — насколько мог, спокойно проговорил он.

— Да как же можно без одежды ехать, голубчик Андрей Тихонович? — оправдывалась старушка, еле поспевая за Топпоевым. — Ведь внучку, — обернулась она к шагавшему рядом с ней подростку, — смены нужны… Одна я у него, кто позаботится..

— Надо было раньше уезжать.

Ильинична вдруг заплакала. Вытирая слезы концом головного платка, запричитала:

— Сорок восемь лет прожила здесь… С насиженного места нивесть куда поезжаем…

Приняв запоздавших пассажиров, буксир медленно отчаливал, словно и ему было жаль покидать пристань у этого веселого, красивого берега.

Андрей стоял на пристани, чуть склонясь вправо, опустив сильные руки. Обветренное лицо его выражало тоску. До усталости в глазах он всматривался в Сашу, протягивавшую к нему сына…

«Надолго ли разлука? Увидимся ли? — мелькнула мысль, и сердце сжалось от бессилия что-либо изменить. — Если бы не маленький сын…»

Как все изменилось за такой короткий срок. Была счастливая, радостная семья. И будущее казалось ясным, светлым… Изломано все, но уничтожить, растоптать — этого врагу не удастся. Из каждого села, из каждой самой маленькой деревушки мужчины, женщины, девушки ушли в Красную Армию, в партизанские отряды. Тяжело. Гнетет, давит. Нерадостные вести приходят с фронта — все новые и новые районы родной советской земли захватывают фашистские войска.