Виталий Кулак - Горячее дыхание войны [litres]

Вместе с Орловым в большой светлой палате командного состава лежали вначале только танкист-капитан и лётчик. Они представляли разные рода войск, но раны у них оказались одинаковые – оба сильно обгорели. Потом к ним в палату принесли раненного в грудь пехотного майора, доставленного откуда-то с юга, а также молодого лейтенанта, подорвавшегося на мине. У лейтенанта взрывом оторвало ногу, и он ещё долго не мог в это поверить.

– Как же так? – с обидой в голосе спрашивал он своих соседей по палате. – Что я теперь буду делать с одной ногой? Куда я теперь?

Ему никто не отвечал, но потом эти вопросы так надоели другим раненым, что лётчик, весь обмотанный бинтами, только глаза сверкали из оставленных щелей, зло проговорил:

– Главное – живой, дурак, – и надолго замолчал.

Ну а в целом в палате было тихо. Алексей надеялся на скорое выздоровление. А вот вести с фронта передавали совсем нерадостные. Каждый раненый и все сотрудники госпиталя с тревогой следили за положением на фронте. Почти каждый день радио сообщало, что наши войска под напором превосходящих сил немецко-фашистских войск вынужденно оставили то один, то другой крупный населённый пункт. Враг на удивление быстро захватил Западную Украину, Латвию, Литву, значительную часть Эстонии, почти всю Белоруссию, вышел к Киеву.

Когда в середине июля стало известно, что фашисты захватили Смоленск, капитан-танкист не выдержал:

– Да что ж это такое! Почему наши отступают? Воевать разучились, что ли?! Они до Москвы драпать собрались?

Раненые, к тому времени немного пришедшие в себя и начинавшие поправляться, опять принялись спорить о положении на фронте. Даже безногий лейтенант и тот поддерживал разговор. Видимо, на него благоприятно подействовали получаемые из дома письма: он теперь хотел поскорей выписаться из госпиталя и поехать к себе на родину в один из небольших уральских городов.

Веселее становилось, когда в госпиталь приходили пионеры. Они часто навещали раненых красноармейцев и командиров, давали концерты, дарили небольшие подарки. Особенно бойцы радовались куреву.

Алексей, общительный и жизнерадостный парень, быстро привык к жизни в госпитале, но и он, конечно, как и многие другие раненые, мечтал поскорей из него выбраться. Он хотел вернуться на фронт, заняться настоящим делом. Именно поэтому он говорил врачам, что с раной всё в полном порядке, чувствуя, правда, ещё небольшие боли при движении правой рукой. Но врачи почему-то не спешили его выписывать.

Вот и главврач военного госпиталя № 3011, подполковник медицинской службы Безводный Родион Михайлович, тоже считал, что ему пока рановато идти на выписку.

Только в начале августа, когда Алексей Орлов уже не мог лежать на одном месте и стал ходить по всему госпиталю, врачи на медкомиссии пришли к выводу, что ему больше нечего делать в их медицинском учреждении. Получив заключение комиссии о том, что он полностью пригоден к дальнейшей службе, Алексей в возбуждённом состоянии вернулся к себе в палату. По его счастливому лицу товарищи сразу всё поняли.

– Что, выписывают, лейтенант? – поинтересовался танкист.

– Да! Завтра утром уезжаю.

Соседи по палате принялись его поздравлять и давать напутствия. Их слова вылетали у Алексея, как говорится, из второго уха, так как он мыслями уже был там, на фронте.

22 августа 1941 года

Москва

Орлов, выписавшись из госпиталя, направился в Москву, куда ему следовало прибыть для получения направления на прохождение дальнейшей службы. Так получилось, что раньше он ещё никогда в столице не был и поэтому с нетерпением ожидал встречи с ней.

Машина из госпиталя довезла лейтенанта до станции метрополитена, а сама направилась куда-то на склады, находившиеся на окраинах. Он с восхищением смотрел по сторонам: на дома, афиши, автомобили, прохожих. Орлову, родившемуся и выросшему в небольшом южном российском городке, Москва показалась гигантской и необъятной. Он, смотря во все глаза по сторонам, несколько минут потрясённо стоял возле входа в метро.

Москва уже не была мирным городом. Везде, начиная с дальних пригородов, ощущался переход к военной жизни. Ещё не доезжая до столицы, Орлов увидел противотанковые рвы, железные надолбы, траншеи, а также тысячи людей, строивших всё это. Столица твёрдо готовилась к обороне, хотя фашисты далеко, и никто не хотел верить и не допускал мысли, что они доберутся к ней. Время от времени ему попадались навстречу отряды народного ополчения, правда, почти все они почему-то были без оружия.

Кое-где виднелись следы бомбёжки. Алексей слышал по радио, что фашистские лётчики ещё 22 июля совершили первый массовый налёт на советскую столицу и теперь время от времени пытаются её бомбить. Но зенитные батареи и немногочисленные краснознамённые истребители пока успешно противостояли немецким бомбардировщикам.

Москвичи, спешившие в то августовское утро по своим обычным делам, недовольно смотрели на молоденького лейтенанта, застывшего по самому центру пешеходного тротуара. Наконец, сообразив, что он мешает прохожим, Орлов отошёл в сторону, поправив при этом вещмешок.

Постояв ещё немного, он спустился в метрополитен с намерением попасть на Красную площадь, о которой он так много слышал, но где пока ни разу не был.

«Когда ещё попаду в Москву. Посмотрю Красную площадь, а потом – в отдел кадров», – думал он.

Красная площадь произвела на него сильное впечатление. Это не удивительно, ведь ей любовались, любуются и будут любоваться миллионы людей. В центре столицы он пробыл несколько часов, а за двадцать минут до 15:00 вошёл в отдел кадров НКВД СССР.

В коридорах наркомата было не так уж и много людей, что слегка удивило Орлова. Он не знал, что на высшем уровне в июле приняли решение провести частичную эвакуацию центральных аппаратов НКВД и НКГБ СССР из столицы в Куйбышев, Уфу, Саратов, Чкалов, Киров, Новосибирск и в некоторые другие города, поэтому-то коридоры и опустели. Только в Отделе кадров было многолюдно и даже оживлённо, насколько вообще может быть оживлённо в таком учреждении.

Алексей удивился, узнав, что его примет лично начальник Отдела кадров НКВД СССР старший майор госбезопасности Обручников Борис Павлович. Он-то думал, что ему просто вручат предписание и отправят восвояси.

Ровно в 15:00 Орлова провели в кабинет Обручникова. Старший майор госбезопасности сидел за большим столом, расположенным возле окна, листал папку и курил, стряхивая пепел в массивную пепельницу. Он поднял голову, выслушал представление Орлова, после чего пригласил его сесть на стул.

В кабинете стало тихо. Только едва слышно шелестели переворачиваемые страницы. Наконец хозяин кабинета поднял голову и внимательно посмотрел на Алексея. У него был проницательный тяжёлый взгляд. Наверное, такой взгляд мог быть только у человека, который хорошо знает всю подноготную других людей.