Нгуен Динь Тхи - Разгневанная река

Ван поспешно поставила пиалу и бросилась к огороду, размахивая руками и громко крича. Перепуганный петух опрометью выскочил за изгородь. Увидев девочку, гуси подняли крик, протягивая к ней сквозь прутья клетки длинные шеи.

— Выпусти, дочка, гусей и согрей воду для дедушки.

Девочка открыла клетку и обернулась к матери:

— А Нга еще не доела.

— Ничего. Она уже большая, сама поест, а ты помоги маме.

Нга старательно орудовала ложкой, размазывая по щекам остатки болтушки. Потом протянула матери пустую пиалу:

— Все поела…

Тхао посмотрела на измазанную мордашку и ласково прижала девочку к себе, но та недовольно высвободилась:

— Хочу гусей пасти…

— Хорошо. Только сначала помоги Ван вскипятить воду для дедушки, а потом вместе пойдете пасти гусей.

Девочка сползла с приступка и направилась к кухне. Тхао с улыбкой посмотрела ей вслед.

Ну кто мог подумать, что эти тарахтящие дощечки Донга будут кормить всю семью! Последнее время у Зяо почти не стало покупателей и с деньгами было туго. Когда наступили холода, пронесся слух об эпидемии энцефалита. У детей внезапно поднималась температура, деревенела шея, а через два-три дня их уже никакое лекарство не могло спасти. Потом стало известно, что существует какой-то «даженаль», который помогает от этой болезни, и все, кто мог наскрести хоть несколько донгов, покупали чудодейственный «даженаль». Принимали его сначала от энцефалита, а потом стали пить от всех болезней. А те, у кого не хватало денег, покупали хотя бы две-три таблетки или просто ждали, чем кончится болезнь. Вот почему в лавку Зяо теперь неделями не заглядывала ни одна живая душа. Рис на рынке почти не появлялся, и Тхао уже не нанимали рушить зерно. Хорошо еще, Хою удалось подработать, а то им давно уже пришлось бы голодать. Ведь постоянного дохода писательское ремесло не приносило. Хою пришлось влезть в долги ко многим издателям, и он теперь писал днями и ночами как одержимый, чтобы расплатиться с ними. Если Тхао спросит его о чем-нибудь, он промычит в ответ что-то, а через минуту спрашивает: «Ты о чем?» Так что в конечном счете основным доходом в семье оставалась маранта. В урожайные годы, когда рису хватало до нового урожая, маранту подавали на стол ради разнообразия, да еще заготовляли килограмма два-три муки из нее, натерев на терке, а остальное шло свиньям. А то, что не успевали использовать, выбрасывали прямо за изгородь. Когда же в стране началась неразбериха и с рисом стало труднее, Тхао начала сажать маранту, отведя под нее почти половину сао. Растение это неприхотливое, растет на любой земле, а на второй год выгоняет такие клубни, что один куст целую корзину дает. Как только стало не хватать рису, Тхао начала толочь маранту. На рынке мука из маранты стоит десять донгов за иен [9] Один иен равен примерно 5 кг. , а за килограмм муки дают два килограмма риса. Рисовую муку из Китая прекратили привозить, и в Ханое и Хайфоне стали продавать вермишель из марантовой муки. Сколько ни привези ее на рынок, всю раскупят. Вот тут-то и помогла «машина» Донга. С помощью этого примитивного приспособления мать с дочерью зарабатывали и на рис, и на другие расходы по хозяйству. Из марантовой муки пекли блинчики, варили болтушку, а отходами кормили скотину. Труднее всего переживать месяцы между урожаями. В апреле-мае начинает поспевать рис, а дальше даже загадывать страшно, ведь все зависит от риса, а урожай — от неба…

На пороге дома появился старый Зяо в тюрбане.

— Я пошел в Тяо, к больному. Ты дома будешь? Если задержусь, обедайте без меня.

— Хорошо. К тому времени и Хиен из школы придет, вместе пообедаете.

Тхао проводила старика взглядом. Он стал с ней уважительней, видать, оценил наконец ее труды. А она большего и не требовала. Теперь поскорее бы прошли эти трудные месяцы, а тогда уж ничего не страшно…

Девочки, взяв по хворостинке, погнали гусей на улицу.

— Не забывай про сестренку, Ван! А то заиграешься, оставишь ее одну…

Сестры, весело болтая, погнали гусей. Нга помахивала прутиком и распевала в такт: «А-ист… цап-ля… жу-ра-вель…» Младшая была любимицей Хоя. Когда знакомые услышали, что девочку назвали Нга [10] Слово «нга» имеет ряд значений, в том числе — «луна», «Россия». , все решили, что старик Зяо с сыном ударились в романтику. Только Тхао знала, почему муж выбрал для дочки это имя: он был страстным поклонником далекой России. Нга родилась в тот год, когда на Россию напали немцы. Хой тяжело переживал это, он не спал ночами, ворочался, вздыхал. Тогда-то и решил он дать своей дочери имя Нга. Теперь, возвращаясь из Ханоя, он всякий раз подробно рассказывало победах русских. Тхао не могла дождаться дня, когда Хой приедет, ведь, он обещал на этот раз пробыть дома не меньше трех месяцев.

«А-ист… цап-ля… жу-ра-вель…» — доносился звонкий детский голосок. Вдруг вдали послышался странный низкий гул. С каждой секундой он приближался, угрожающе разрастаясь и надвигаясь на деревню. Тхао похолодела. «Ва-а-ан!» — закричала она не своим голосом, выбегая на улицу. Ван стояла на тропинке и, держа сестру за руку, удивленно смотрела в небо. Тхао подбежала к детям и едва успела утащить их и спрятаться в кусты, как над головой загрохотало и самолеты, огромные, черные, в грязных разводах, один за другим стремительно пронеслись над ними, едва не задевая за верхушки бамбука. Откуда-то сорвалась испуганная стая птиц. Самолеты давно пролетели и исчезли над садами вай на другом берегу Лыонга, а Тхао все еще испуганно прижимала к себе девочек. Она успела заметить, что самолеты были необычные, как бы двойные, и на них отчетливо различались белые круги со звездами.

Долго не смолкали возбужденные голоса и крики над селом Гань. Жители впервые увидели эти странные летающие машины.

— Ладно, дети, идем домой!

Тхао взяла девочек за руки и, погоняя гусей, направилась к дому. Дома она опустилась на приступок, пытаясь унять дрожь. Она обвела рассеянным взглядом двор, заваленный кучами маранты, «машину», деревянное корыто… Работать уже не было сил… Жизнь показалась ей сейчас жалкой и бессмысленной. С утра до ночи гнешь спину и не знаешь, доживешь ли до завтрашнего дня.

Черная тень войны, пронесшаяся над селами на берегах Лыонга, спустя несколько дней снова дала о себе знать. На этот раз она добралась сюда по проселочным дорогам.

В селе Гань был базарный день. Солнце стояло высоко, но народ все еще подходил. Торговали в основном женщины, старухи, совсем седые и даже облысевшие, и девочки лет двенадцати-четырнадцати. Худые, оборванные, всю свою жизнь проходившие босиком по пыльным деревенским дорогам, в одной-единственной юбке во все времена года, они пришли из окрестных сел и принесли на коромыслах свой товар: зелень, имбирь, нарубленный кусками сахарный тростник, различную живность — кур, уток, щенков, корзиночки с речными крабами и улитками; продавали здесь и рисовую сечку, и рисовые отруби, то есть все то, что можно было купить и продать, что давно дожидалось большого базарного дня. Люди толклись под низкими навесами тесных, грязных торговых рядов, которые заполнили рынок и даже теснились на единственной узкой улице села. Женщины терпеливо ждали покупателей, поставив перед собой на землю корзины самых разнообразных форм и размеров, плетеные бамбуковые клетки с домашней птицей; они сидели под знойным солнцем прямо на земле, в пыли, у ног покупателей. Здесь можно было встретить и горянок из народностей ман, в матерчатых мешочках цвета морской воды перед ними лежали лечебные травы, собранные в лесу.