Нгуен Динь Тхи - Разгневанная река

Дон вздохнула:

— Ведь сколько лет мается несчастная девчонка у них! Боюсь, они не оставили мысль вернуть ее к себе. Вот увидишь, пройдет время, шум уляжется и они потребуют Соан назад.

— Пусть только попробуют! Всем миром поднимемся, не дадим девочку в обиду!

— Ты видел, как они жрут? Все кругом думают только о том, как бы не умереть с голоду, а они десятки туш на кухню отправляют!

— А что им, у них всего полно! Ладно, пойду взгляну, как там наша роженица.

Кунг зажег пучок лучины и вышел во двор. Дон тоже не утерпела, положила спящего Дау на кровать и вслед за мужем вышла посмотреть, что делается в стойле.

Буйволица с неестественно раздутым животом беспокойно переминалась в темном стойле, глядя на хозяев широко раскрытыми влажными глазами.

— Дай ей, мать, пока клок соломы, а я схожу приготовлю жмыха.

Над Лыонгом вставала заря, такая же, как всегда. Словно и не было событий этой ночи… Силуэты горных цепей Тилинь и Донгчиеу смутно вырисовывались на фоне неба, покрытого розоватыми клубящимися облачками. Над селами от дома к дому плыли глухие вздохи жерновов…

Супруги Дон и Кунг все еще возились возле буйволицы. Кунг снял перекладину, закрывавшую выход из стойла, и вывел буйволицу во двор под дерево. Дон принесла несколько охапок свежескошенной травы.

— Ешь! — приговаривала Дон. — Мы ли не растили тебя, не поили! Так принеси же нам буйволеночка, красивого, как цветок!

Буйволица потянулась было к траве, похрустела немного и отвернулась. Ноги ее стали переступать на месте еще быстрее, а широко раскрытые глаза вдруг остекленели, застыли, словно она прислушивалась к тому, что происходит в ней.

— Сейчас, пожалуй, начнется!

Дон продолжала держать перед носом своей любимицы свежую траву. Хоть и животное, а рожает так же мучительно, как и человек!

— Ну, потерпи, потерпи маленько!

Буйволица вдруг натужно вытянула шею, тяжело задышала, широко расставив задние ноги, а все ее могучее тело начало мелко дрожать.

Дон едва успела принять на руки горячее, влажное и нежное тельце. А буйволица, тут же успокоившись, начала мерно жевать траву. Потом вдруг повернулась, ткнулась влажной мордой в новорожденного и стала неторопливо, спокойно облизывать его, сначала голову и шею, а потом и все тельце. Она облизывала его, принюхивалась и шумно вздыхала над своим дрожащим детенышем.

На тропинке позади двора послышались голоса мальчишек, горячо обсуждавших события минувшей ночи.

— Вы не от моста идете? — крикнул им Кунг. — Ну что там?

— Он сбросил четыре бомбы на песчаную отмель. Там рыбаки разожгли костер, рыбу делили, ну, он и кинул. Двоих из поселка Мо убило!

— Ну и дела! Который раз уже этому поселку достается!

Дон поднялась, положив на землю буйволенка.

Он лежал умытый, распушившийся и в самом деле похожий на распустившийся цветок. Вот он пошевелил головой с черным носиком, повел большими влажными глазами, навострил ушки и вдруг разом вскочил на свои тоненькие ломкие ножки, потянулся к матери и требовательно ткнулся мордочкой в вымя.

Из-за гор показалось солнце.

Буйволица неподвижно стояла под деревом, глядя большими добрыми глазами на жадно чмокавшего малыша.

В бледном свете зимнего вечера Озеро Возвращенного Меча выглядело нереальным, фантастическим. Среди погруженных в сумерки деревьев гулял ветер. Редкие прохожие торопливо шагали куда-то по своим делам. Мелкая рябь на воде отсвечивала тусклым холодным блеском. Ты шел по тротуару нетвердой походкой, окоченевший, терзаемый голодом, и ему казалось, что земля колышется под ногами…

Интересно, вернулась ли Бить? Удалось ли ей сегодня достать что-нибудь на ужин, и стоит ли ему вообще возвращаться домой? Сейчас он для нее лишь обуза, лишний рот, и она вынуждена кормить его, чтобы поддержать жизнь в этом теле, источенном туберкулезом. Может быть, просто броситься в холодные воды озера, и дело с концом!

…Ты остановился в раздумье. Почему, как случилось, что он дошел до такой жизни? Весь его ум, его способности оказались настолько бесполезными, что он не в состоянии заработать и чашки риса? Только еда и одежда, чтобы прикрыть тело, — все остальное сейчас не имеет никакого значения. А все, что он может, — это писать картины…

Грудь жгло, там словно разгорался пожар. Неожиданно все его тело потряс мучительный кашель. Ты отошел в сторону и долго кашлял, согнувшись чуть ли не пополам. Потом, с трудом отдышавшись, вынул платок и вытер губы. Платок окрасился пятнами крови.

…Налетел сильный порыв ветра, и Ты показалось, что сейчас этот ветер оборвет его жизнь, как обрывает он сухие листья с веток. Наклонившись и прикрыв рукой лицо, Ты продолжал идти против ветра. На противоположной стороне улицы засверкал огнями трехэтажный фешенебельный ресторан «Богач». Он высился такой же нагло-самодовольный, как и его глупое название. Ветер доносил оттуда запах жареного мяса и приправ, раздражая обоняние. В воображении Ты возникла тарелка с ароматным рисом, поджарка из говядины с луком и розетки с рыбным соусом, приправленным лимоном и красным перцем. Рот сразу наполнился слюной.

К ресторану подкатила машина, и несколько «богачей» в элегантных, великолепно сшитых пальто вошли в ресторан, сопровождаемые жадными взглядами. Десятки голодных, оборванных людей сидели на тротуаре, уставившись на огромные, то и дело хлопающие стеклянные двери.

Ты свернул на Барабанную и почти столкнулся с Фыонг, Он остановился как вкопанный на обочине тротуара. Остановилась и Фыонг. Она была по-прежнему ослепительно красива. От холода щеки ее порозовели, она предстала перед ним словно прекрасная незнакомка из далекой заснеженной страны. И вдруг лицо ее почему-то стало заволакиваться туманом, но нет, это была она, Фыонг!

— Боже мой, как ты похудел! Куда ты идешь?

Ты почувствовал такой сильный озноб, что у него застучали зубы, он никак не мог унять эту дрожь. Лицо Фыонг вдруг исказилось страхом.

— Что с тобой? Уйдем скорее с перекрестка, здесь сильный ветер. Рикша! Рикша!

Но Ты продолжал стоять на месте, дрожа всем телом. Потом все вокруг заволокло туманом и сознание померкло…

Словно сквозь сон слышал Ты стук передвигаемых стульев, взволнованный голос и чувствовал на лице яркий свет. В его ладонях было что-то горячее, от чего по всему телу разливалось приятное тепло. Очнувшись, Ты увидел, что он сидит в кресле, завернутый в теплое одеяло, с грелкой в руках.

— Ну и напугал же ты меня! — сказала Фыонг. Внезапно взгляд Ты упал на булку, лежавшую в плетеной хлебнице. Он инстинктивно подался вперед, не в силах оторвать взгляд от золотистой корочки.