Валентин Булгаков - На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно».Годы войны

Конкин посадил машину в поле неподалеку от Ясной Поляны. На помощь экипажу со всех сторон бросились красноармейцы. Пренебрегая опасностью (а самолет мог в любую секунду взорваться), они помогли экипажу быстро выбраться на землю. В тот же день разведывательные данные о передвижении и местонахождении крупных сил противника были представлены в Ставку. В то время личный состав отдельной эскадрильи искренне верил, что сведения, добытые Конкиным и его боевыми товарищами, обязательно повлияют на общую стратегическую обстановку под Москвой. Только после того, как 7 Ноября на Красной площади состоялся традиционный парад, мы поняли истинный смысл этого боевого задания.

Ставка Верховного Главнокомандования, вскрыв замысел дальнейшего наступления немцев, усиливала войска Западного фронта и создала резервы. Особое внимание уделялось району Тула — Серпухов, где ожидался повторый удар 2-й танковой и 4-й полевой армии гитлеровцев. Само собой разумеется, об этом я узнал уже после войны, и мне стала понятна цель еще одного вылета экипажа капитана Конкина — на разведку железнодорожного узла Рославль.

Этот вылет едва не стал для него последним. Над железнодорожным узлом «петляков» был встречен сильным заградительным огнем зенитных батарей. Искусно маневрируя, Конкин все-таки сумел прорваться к эшелонам и сфотографировать их. Теперь можно было возвращаться домой. Как только они легли на обратный курс, зенитные батареи прекратили огонь и в воздухе появились «мессершмитты». С первой же атаки они подожгли на «петлякове» мотор, ранили штурмана старшего лейтенанта П. Петушкова.

Перестроившись, истребители вновь устремились в атаку. Точно зная о беспомощности штурмана, они смело пикировали под большим углом со стороны хвоста самолета-разведчика. Цель гитлеровцев была понятна — поразить с близкого расстояния кабину пилота. Петушков, превозмогая жуткую боль, встретил истребителей пулеметным огнем. Уклоняясь от огня, один из «мессершмиттов» резко нырнул вниз и выскочил впереди «петлякова». В доли секунды Конкин успел поймать его в перекрестие прицела и короткой очередью сбил. После этого другие истребители стали действовать более осторожно. Однако силы по-прежнему оставались неравными. Конкин понимал, что на одном моторе ему от противника не уйти. И он решил изобразить падение самолета. «Петляков», оставляя за собой шлейф дыма, со снижением кругами пошел к земле. Хитрость удалась. Гитлеровцы, посчитав, что с советским самолетом все копчено, сразу же улетели.

Нелегко было у самой земли вывести подбитый самолет в горизонтальный полет. На бреющем он пересек линию фронта и сел посередине заснеженного поля. И опять на помощь экипажу подоспели наши пехотинцы. Они вытащили из кабины полуживого Петушкова, затем помогли летчику быстро снять фотоаппаратуру.

За мужество, проявленное в разведывательных полетах в дни обороны Москвы, капитану Михаилу Конкину первому в нашей эскадрилье было присвоено звание Героя Советского Союза.

Начало зимы в сорок первом году отличалось крепкими морозами и обильными снегопадами. Больше всего нам досаждал снег. Мы сгребали его с взлетно-посадочной полосы и рулежных дорожек все светлое время дня. Только очистим один участок, другой, ранее очищенный, уже вновь покрывался огромными плотными сугробами. Использовать для взлета или посадки полосу было нельзя, а Ставка требовала от воздушных разведчиков активных действий, подчеркивала, что решается судьба Москвы.

Настоящую битву со снегом мы в конце концов выиграли, но, кроме него, был еще и небывалый мороз. Он тоже мог в любой момент сорвать вылет на боевое задание. Летчики, техники и механики, сменяя друг друга, круглые сутки прогревали моторы самолетов на малом газе. Дело в том, что в моторах «петлякова» стояли водяные радиаторы. Кроме того, плохо была приспособлена к низким температурам маслосистема. Она частенько выходила из строя. Самым слабым местом были гибкие шланги, замена которых на морозе, а порой и в сильный обжигающий ветер, была сущим наказанием.

В такую погоду на стоянке долго не поработаешь. Поэтому техники и механики время от времени забегали в землянку и грелись у печки, сделанной из металлической бочки. Окоченевшие, мы готовы были сесть на нее верхом. И вполне понятно, что тут было недалеко и до беды. Однажды техник Годельшин, устраняя течь в бензобаке, облил спецовку бензином. В землянке он снял и поставил сушиться валенки, а потом встал спиной к раскаленной печке. Спецовка мгновенно вспыхнула. Надо отдать должное Годельшину, он не растерялся, выбежал из землянки и в ближайшем сугробе сумел погасить на себе огонь. Пока он этим занимался, загорелись валенки, и пламя перекинулось на оклеенные газетами стены землянки. Тогда Годельшин разутый прибежал на стоянку, схватил восьмидесятикилограммовый баллон с азотом и вернулся с ним назад. Только с помощью азота огонь был укрощен…

После двухнедельной паузы группа армий «Центр» 15–16 ноября возобновила наступление на Москву. Враг нанес сильные удары, намереваясь обойти ее с севера через Клин, Солнечногорск и с юга — через Тулу, Каширу. На полях Подмосковья вновь развернулись кровопролитные сражения. Битва за столицу вступила в решающую фазу. Угроза ей еще более возросла. Несмотря на большие потери в ходе октябрьского наступления, фашисты по-прежнему сохраняли перевес над войсками Западного фронта в живой силе и технике, за исключением авиации. Подбадриваемые близостью цели, гитлеровские полчища рвались вперед. Им удалось потеснить оборонявшихся и достичь в районе Яхромы канала Москва — Волга, овладеть Крюковом и Красной Поляной. На некоторых участках враг приблизился к советской столице на 25–30 километров.

Хорошо помню день, когда и наша разведывательная эскадрилья особенно почувствовала всю остроту нависшей над Москвой угрозы. Ее личный состав был разбит на небольшие группы из 3–4 человек, которым в случае прорыва немецких войск в район Монино приказывалось самостоятельно отходить на восток. Время было настолько тревожное, что мы спали урывками, не раздеваясь. И все-таки о возможной сдаче врагу Москвы старались не думать. Боевая работа на аэродроме не замирала ни днем, ни ночью. Экипажи готовы были вылететь на разведку в любую более-менее подходящую для этого погоду. Авиаторы эскадрильи делали все от них зависящее для того, чтобы Ставка Верховного Главного Командования непрерывно имела свежие сведения о противнике у стен столицы.

Тогда же эскадрилья неожиданно пополнилась еще одним «петляковым» и новым экипажем. Путь к нам летчика старшего лейтенанта Ивана Суворова был настолько необычен, что о нем хочется рассказать особо.