Хельга Графф - Сценарий для Незалежной

— Ладно, — не стал возражать Антон и заглянул в спальню, — ты прости меня, я не хотел тебя обидеть, — и протянул девушке руку.

Изольда ответила на рукопожатие.

— Всё в порядке, какие могут быть обиды?! Я поеду с вами до Мариуполя, так сказал ваш старший, там у меня родственники…

Тут раздался условный стук в дверь, и в комнату проскользнул Назар.

— Если все готовы, уходим. Сейчас сдадим номер и ключи, — коротко бросил он, — а ей, — кивнул в сторону Изольды, — дайте шапку, и чтобы натянула по самые глаза и закуталась в шарф!

Полностью экипировав беглянку, двинулись на выход. Благополучно разобравшись со сдачей номера, вышли из гостиницы. Майдан бурлил. Несмотря на мартовскую прохладу, на площади, как всегда, было полно разномастного люда. Недалеко от гостиницы, на импровизированной трибуне с рупором в руках стояла девушка, которую окружили гражданские и боевики с нашивками «Правого сектора». Холодный воздух, словно пули, разрывали безжалостные слова юной поэтессы. Лиза включила камеру.

— Свободными, говоришь? — сплюнув, пробормотал Назар. — Зажритесь теперь этой свободой, зажритесь по полной, уроды!

Слушать и далее кичливую оду беспределу не стали. В одно мгновение дверцы «фольксвагена» открылись и закрылись, и микроавтобус рванул вперед, оставив позади смертельно опасный, убийственный Майдан. Мимо окошек проплывали унылые пейзажи тревожной украинской весны и угрюмые прохожие, сгорбившиеся и усталые, словно Атланты, несущие на себе непомерно тяжелый груз свершившейся революции. Лиза поежилась и раскрыла свою записную тетрадь: «Март 2014 года. Едем к Соломону Яковлевичу Бляму, а потом на Донбасс. Страшно… но надо! Скучаю по мамочке… Всё, достаточно лирики, а то заплачу! С нами едет Изольда…».

— Изольда, — обратилась Лиза к сверстнице, — можно тебя называть просто Из?

— Можно и Золь, — из-под шарфа и натянутой по самые глаза шапки торчал лишь симпатичный носик.

Лиза заметила, как посмотрел на новенькую Антон. «А она ему нравится! — мысленно поаплодировала Антону Лизавета. — Наконец-то, этот дурачок перестанет мечтать о гомосексуальной любви!».

Соломон Яковлевич Блям — лидер оппозиционной партии, одной из немногочисленных в сложившейся ситуации, стоял у окна, поджидая иностранных гостей, и глядел на родной Киев… Каждый раз, думая о том, что случилось в Украине, он не мог понять, как такое вообще могло произойти. Если бы несколько лет назад ему сказали: «Соломон, скоро в твою Украину и город-герой Киев придет нацистская хунта…», он просто набил бы морду наглецу! Но сегодня, видя, в какой хаос погружается его Родина, отчетливо понимал — никакие слова тут не помогут и, как в 1941, нужно снова браться за оружие. И еще… выше его понимания было то, что в верхушку сегодняшней нацистской хунты вошли многие, имеющие в своем составе иудейскую кровь: Парашин-Вальцман, Яйцеглюк-Бакай, Груйсман, Смертенко-Капительман, Бляхер-Береза, Кало-Мойшин, Йося Зимельс и другие. Он мог бы понять, если бы всей этой ситуацией рулили украинцы, ведь и до Великой Отечественной войны, и во время, и даже после, из-за бессмысленной сумасшедшей идеи «чистоты украинской нации» было уничтожено множество людей. Но… чтобы истреблением занимался самый страдающий, при любых конфликтах, еврейский народ — было выше его понимания!

Соломон тяжело вздохнул и вспомнил маму, ее огромные, блестящие от слез глаза, и шепот: «Держи свою машинку, Солик, возьми тетю Тому за руку и слушайся ее, я скоро вернусь…».

Больше маму Солик не видел. Ему, тогда еще трехлетнему малышу, было непонятно, что происходит и почему не возвращается мамочка, которая всегда читала ему сказки на ночь. О ее трагической судьбе, судьбе отца и других еврейских родственников, он узнал, когда уже повзрослел. А тогда от верной гибели его спасла простая русская женщина, проживающая по соседству. Это она, Тамара Сергеевна Бессонова, рискуя жизнью, забрала Солика из рук обреченной еврейской семьи, прятала его и вырастила настоящим человеком. До своего шестнадцатилетия Соломон носил фамилию Бессонов, но, незадолго до получения паспорта, мама посадила его перед собой и сказала: «Сынок, твои родители были достойными людьми, поэтому ты должен носить их фамилию!».

Так к Солику вернулась фамилия Блям. Соломону было тяжело все это вспоминать, но он понимал, что, с приходом к власти нацистских преступников, Украина вернется к тем страшным временам и без борьбы, в нынешней ситуации, ничего не получится. Постепенно вокруг него и его партии начали сплачиваться патриоты, которые, в свою очередь, установили связь с антифашистами из многих населенных пунктов Украины и готовы были дать смертельный бой нацистской хунте и жидобандеровцам (этот парадоксальный термин родился после госпереворота), чтобы освободить Незалежную, от оккупировавшей ее нечисти. Соломон Яковлевич прошел в своей жизни многое. Боролся он и с Брежневским режимом, тогда еще в составе СССР, за что его определили в психушку, но, благодаря заступничеству известных всей стране людей, выпустили на свободу. Свою правду сегодня он нес через сайт «Правда» и как мог приближал День Победы, в наступлении которого и не сомневался.

Во дворе хлопнули дверцы автомобиля. Соломон вздрогнул и воскликнул:

— Соня, ребятки приехали, у тебя всё готово?

— Всё, Солик, мне идти открывать?

— Нет, это сделаю я!

После доброжелательной встречи, вместе с молодежью из Германии, чета Блям сидела за столом. Подняв за встречу бокалы и стопки, интернациональная компания заговорила о Незалежной. Соломона интересовало отношение Германии к случившемуся в Украине.

— Ни о какой правде сегодня не может быть и речи, — с грустью констатировала Элизабет, — просто у нас, Соломон Яковлевич, такое правительство, которое работает на американцев, впрочем, вы и сами всё это знаете, поэтому большинство немцев информацией не владеет и им, соответственно, не до Украины. Правдивые новости до Германии, благодаря лживым политикам и прессе, к сожалению, не доходят. О том что происходит на самом деле, знают только иммигранты, имеющие русское телевидение, но, как сообщает мне мама, и среди них очень много тех, кто с удовольствием поддерживает новую власть… А у вас здесь довольно прохладно, — передернула плечами Лиза.