Яков Потехин - Солдатская верность

Сейчас Владимир Александрович — полковник в отставке, живет в Ленинграде. Он желанный гость школьников, которые с неослабным вниманием слушают воспоминания героя.

22 июня 1941 года Костя Кулагин, недавний десятиклассник 154-й школы Смольнинского района Ленинграда, решил, что в это суровое время его место на фронте. Но в военкомате Костю и слушать не стали: семнадцать лет — непризывной возраст. Пришлось ждать, когда объявят запись добровольцев. В начале июля Костя Кулагин был зачислен в партизанский отряд Валентина Савченко, а вскоре отряд был заброшен в Дедовичский район.

Первые бои были для Кулагина большими испытаниями. Не сразу обрел он партизанскую смекалку и выдержку. Поначалу, как только начинался бой, юношу охватывал страх. Как он ни старался, не мог сдержать дрожь в руках.

«Неужели я трус?» — обжигала мысль. Костя стыдился смотреть в глаза товарищам. Однажды он заговорил на эту тему с Николаем Большаковым, бывшим рабочим прядильно-ниточного комбината имени С. М. Кирова. Несмотря на большую разницу в возрасте, они с первых же дней в отряде стали настоящими боевыми друзьями.

— Дядя Коля, скажите, вам страшно бывает в бою?

— Не без этого, — ответил Большаков. — Ведь в бою каждую секунду могут убить. Кому ж охота с жизнью расстаться!

— А почему незаметно, что вам страшно?

— Это другой разговор, — сказал Николай, отмахиваясь веткой от назойливых комаров. — Каждому человеку становится не по себе, когда вокруг него летят пули и повизгивают осколки. В такие минуты начинают, как говорят, мурашки по коже бегать, сердце иногда готово в пятки уйти…

— У вас тоже? — удивился Костя.

— И у меня, — усмехнувшись, ответил Большаков. — Но все дело в том, что одни пересиливают чувство страха, заставляют себя думать только о выполнении задачи, об ответственности за порученное дело. Этим они воспитывают у себя бесстрашие. А другие, безвольные люди целиком отдаются чувству страха и празднуют труса. Страх — не позор. Постыдна трусость. Понял?

— Как будто бы понял, — не совсем уверенно проговорил Костя.

— Вот еще что запомни, дружище, и никогда не забывай: в бою ты не один, в трудную минуту тебе всегда придут на помощь боевые друзья. Основная заповедь войскового товарищества такая: сам погибай, а товарища выручай.

Косте часто приходилось отправляться на боевые задания с Большаковым. И с каждым дном отступал страх. Вскоре Костя Кулагин стал вести себя на любом задании как заправский партизан. Но тут случилась беда…

Однажды командование узнало, что в населенном пункте Зеленый Клин остановилась большая группа карателей. В разведку ушли Николай Большаков, Василий Глухов, Иван Гринько и Василий Костенко.

Разведчики подошли к деревне, когда уже стало темнеть. Они разделились попарно: Костенко и Гринько выдвинулись вперед, залегли на окраине села, а Большаков с Глуховым остались позади. Вскоре из села выехала большая группа мотоциклистов. Случилось так, что гитлеровцы наткнулись на Большакова и Глухова. Завязалась перестрелка. Включились в нее и Гринько с Костенко. Они били по фашистам с тыла, стараясь выручить товарищей из беды. Но силы были далеко не равными.

В перестрелке Глухов был убит, а Большаков тяжело ранен и захвачен карателями. Фашисты зверски пытали Николая Большакова, но он не произнес ни единого слова. Тогда гитлеровские изверги заперли партизана в сарае с сеном и подожгли его…

Весть о злодеянии, учиненном гитлеровцами, обожгла сердце Кости, наполнила его душу еще большей ненавистью к фашистским палачам. Как клятва прозвучали его слова:

— Фашистов, как гадов ползучих, уничтожать буду!

Вскоре партизанской группе под руководством комиссара отряда Михаила Поспелова было приказано устроить засаду у дороги между деревнями Горушка и Зеленый Клин. Здесь часто проезжали гитлеровцы из карательного отряда.

Почти нехожеными лесными тропами, по дну заросших оврагов пробирались партизаны к намеченному пункту. Рядом с комиссаром шагал Костя. После гибели Большакова он заметно изменился: осунулся, стал замкнутым. Трудно пережить потерю такого друга, каким был для него дядя Коля. Комиссар Поспелов заставлял Костю находиться поближе к себе, чтобы в бою вовремя удержать от необдуманных действий и поступков: неукротимая жажда мести приводит иногда к безрассудству. Поспелов исподволь внушал Косте, что Родина призывает своих сыновей на подвиг, но не на бессмысленное самопожертвование, — это не одно и то же.

Еще до рассвета расположились партизаны в облюбованном для засады месте. Ждать пришлось недолго. Как только поднялось солнце, из деревни выкатило около десятка мотоциклов. Мотоциклистов надо было пропустить, а появившуюся за ними основную группу карателей скосить огнем, разметать гранатами. Так было задумано. Но не всякий раз в бою все идет по плану.

Кто-то из партизан не выдержал и преждевременно открыл огонь. Такая оплошность одного человека ставила под угрозу срыва выполнение задачи, подвергала всю группу большой опасности.

Головной мотоциклист оказался не из пугливых: притормозив немного, он стал разворачивать машину в сторону замаскировавшихся партизан. Через считанные секунды фашист, сидящий в коляске, откроет пулеметный огонь, а вслед за ним начнут стрелять и другие.

— Эх, раззява, — проговорил Костя в адрес поспешившего товарища и, чуть приподнявшись, бросил ручную гранату.

Фашистский мотоциклист не успел открыть огонь. Граната, брошенная Кулагиным, угодила в мотоцикл, водитель и пулеметчик были уничтожены. Остальные мотоциклисты повскакивали с машин, залегли в кювете по другую сторону дороги и открыли автоматную пальбу. Партизаны ответили дружным огнем. Но гитлеровцы хорошо укрылись. Гранатой же их не достать — далековато.

— Не зарывайся, Костя! — крикнул Поспелов, увидев, как пополз к дороге Кулагин.

Но Костя, плотно прижимаясь к земле, все полз и полз. Вот он скрылся в небольшой ямке. Высмотрел, откуда больше ведется огня, и метнул туда гранату. Вслед за ней полетела другая, только немного левее. После взрывов фашисты почти прекратили огонь. Около Кулагина оказался еще один партизан. Они бросили еще по две гранаты и услышали громкий голос:

— Автомашины справа!

Из деревни Горушка двигалось несколько машин с солдатами. Дожидаться их не было никакого смысла: внезапности не получилось. Вступать же в бой с противником, который гораздо превосходит по численности, неразумно. Партизанам пришлось уходить.