Войцех Козлович - Сыновья полков [Сборник рассказов]

Мальчик посмотрел на товарища Рокицкого, но тот кивнул головой.

— Да, а что? — в свою очередь спросил Кшисек.

— В таком двухэтажном доме из красного кирпича, в стороне стоит? — допытывался незнакомец.

— Все так, но…

Мужчина посмотрел в глаза мальчика и сказал:

— В вашей квартире засада.

И тут вдруг Кшисек вспомнил тех типов с электростанции. Это было незадолго до выезда в деревню. Утром они постучали в квартиру.

— Проверяем проводку, — сказали они матери, однако больше интересовались планировкой квартиры. Один из них спросил как бы мимоходом:

— Другого выхода нет?

Других дверей не было. Когда утром, в четверг 22 июля, гестаповцы ворвались в квартиру Рейша, там был только Гишпан. Рейша не застали, потому что он уже ушел на завод. Домбровский спал. Он даже не успел сунуть руку под подушку и выхватить пистолет. Гишпана посадили в машину и поехали к заводу «Ситко».

Рейш как раз вышел в проходную: кто-то предупредил его, что поблизости видел машину гестапо. К нему подошел человек в штатском, спросил:

— Пан Рейш?

В вопросе звучала уверенность, видимо, уже было известно, как он выглядит.

В машине, в надвинутой на глаза кепке, уже ждал Гишпан, с замкнутыми наручниками. Оба потом встретились еще раз в тюрьме Павяк. Последний раз…

Отца Кшися увезли в гестапо на аллею Шуха. Допросы в застенках гестапо, долгое ожидание следствия в известном печальной славой «трамвае» — лавках, установленных одна за другой. Без слов, без движения. Только наедине с собственным страхом, с собственной слабостью. С криком истязаемых за стеной. С отзвуками ударов, которые вскоре предстояло испытать на себе.

…Они потом пошли вместе на аллею Шуха. Это было уже после войны. Отец все перенес в застенках Освенцима и Доры. Кшисек дождался освобождения в деревне. За свое военное детство он получил Крест Храбрых. Но он спрятал его в ящик. Все же неудобно было носить его семикласснику.

После окончания школы Кшись Рейш начал работать, а затем его призвали в армию. Службу закончил в звании капитана. Сейчас работает в горстрое Варшава-Сьрудмесьце. У него три сына: Кшись, Януш и Роберт.

Улица Виленьска в правобережном районе Варшавы — Праге. Рядом с паутиной железнодорожных путей тянутся склады, мастерские, штабеля лесоматериалов, длинные ряды уложенных четырехугольниками шпал. Достаточно пролезть с улицы через дырку в заборе, и ты уже совсем в другом мире, где много разных закоулков и потайных мест. Для детей из железнодорожных бараков эта территория была всегда местом для любимых игр. Да и теперь, когда склады охранялись вооруженными баншутцами — железнодорожными охранниками, мальчишки не обращали на это внимания и, как и прежде, ходили сюда играть в прятки и другие игры. Здесь назначали также встречи самые молодые подпольщики — пражские харцеры.

— Эй, Малый Килиньский! Куда так бежишь? — кричит кто-то из железнодорожников маленькому, щуплому мальчишке в коротких штанишках и в старой, вылинявшей харцерской блузе. — Что, в футбол сегодня играете?..

— Нет, у нас другие дела, поважнее! — отвечает парнишка и исчезает в дыре забора.

— Видал, какой шустрый! — говорит железнодорожник своему коллеге. — Не иначе как харцерское собрание у них. Хорошие у нас дети. Мой тоже харцер и тоже такой же горячий. Наша Польша не погибнет, если у нас такие дети. А этот — малый сын Михала Цацко. Ты не знаешь Михала? Он машинист. Не так давно заявился на работе, а до сих пор с сентября скрывался. Свой мужик. До войны работал в Гдыне, а в войну, кажется, водил бронепоезд. Если бы ты знал, какие интересные люди у него бывают! А как он люто ненавидит немцев!

Солидарна железнодорожная братия. Солидарна и патриотична. Почти у каждой семьи, живущей в бараках на Виленьской, были свои традиции, которыми она гордилась. А сейчас всех соединяла общая ненависть к оккупантам. Почти каждый железнодорожник участвовал в подпольном движении. И их дети также ненавидели немецкие мундиры и издалека плевались, завидев жандармов, немецких железнодорожников и баншутцев. У этих детей тоже была своя организация — харцерство. Почти все ребята с Виленьской входили в нелегальные харцерские дружины, что было заслугой прежде всего учителей школы № 48 на улице Ковельской.

Тадеку Цацко шел одиннадцатый год, он учился в четвертом классе и был в этой школе новичком. Классным руководителем была страстная деятельница харцерского движения пани Задарновская. Она не могла не обратить внимания на живого как ртуть мальчика, бегающего чаще всего в вылинявшей харцерской форме, которую он получил от матери еще до войны. Однажды учительница, желая узнать о нем побольше, спросила его о родителях.

— Мой отец железнодорожник. Он машинист. А дедушка был варшавским сапожником и участвовал в восстании 1863 года, — с гордостью произнес он заученным голосом. — Он был почти такой же храбрый, как когда-то Килиньский [5] Килиньский Ян (1760–1819) — один из видных участников польского освободительного движения 1794 года под руководством Тадеуша Костюшко. Мастер сапожного дела. Играл видную роль в подготовке и проведении восстания в Варшаве 17 апреля 1794 года, приведшего к изгнанию из Варшавы царских войск и реакционных польских властей. Был назначен Тадеушем Костюшко командиром полка варшавян-добровольцев. После подавления восстания находился в заключении в Петропавловской крепости, был освобожден в 1796 году вместе с Костюшко. — Прим. ред . !.. Я тоже таким буду!..

С тех пор и прозвали Тадека Цацко Малый Килиньский, за что парнишка ничуть не обижался. Напротив, он воспринял это как свою подпольную кличку, правда, немного неудобную — ведь все на Виленьской только так его и зовут. Но какая опасность могла грозить одиннадцатилетнему мальчишке? Никто же все это не воспринимает всерьез. Тем более отец. Однако случалось иногда, что нужно было куда-то доставить донесение или забрать какой-нибудь пакет или сверток. Посылать маленького мальчика по таким делам представлялось наименее опасным. Да и в самом деле, кто обратит на него внимание? Тадек выполнял эти поручения охотно, но все чаще задумывался: почему в таких случаях отец запрещал ему называть имена, а приказывал произносить какое-то слово, которое часто меняется?

Однажды любопытство взяло верх. Он притащил сверток из самого центра города, но так как дома никого не было, он развязал шнурок, и на пол посыпались газеты и информационные бюллетени. Собрать он их не успел — вернулся отец, а с ним какой-то незнакомый мужчина.

Отец сильно рассердился:

— Как вообще ты мог это трогать? Кто тебе разрешил? Да ты знаешь, чем это мне могло грозить?