Константин Кудиевский - Горькие туманы Атлантики

— Джентльмены! — между тем промолвил Брум хорошо поставленным командирским голосом. — Тридцать семь транспортов каравана будут следовать в океане девятью кильватерными колоннами. Интервал между ними — три кабельтовых, дистанции между транспортами — два. Схему походного ордера вместе с кодами и условными сигналами каждый из вас получит по окончании конференции. Спасательные суда пойдут концевыми в третьей, пятой и восьмой колоннах. Флаг уважаемого коммодора конвоя, — то ли кивнул, то ли слегка поклонился в сторону председателя совещания, — на головном транспорте пятой. Флаг командира эскорта — на миноносце «Кеппел», которым я имею честь командовать.

Голос его звучал громко, цифры он называл уверенно, не заглядывая в записи, будто все, что касалось конвоя, знал наизусть или отчетливо видел перед глазами. Наверное, Брум полагал, что именно так лучше всего убедить капитанов: операция продумана и рассчитана до мельчайших подробностей, и, следовательно, не остается повода ни для малейших сомнений.

— Кроме кораблей эскорта караван в океане будет сопровождать крейсерская эскадра контр-адмирала Гамильтона в составе четырех крейсеров и флотилии миноносцев, а также два линейных корабля и авианосец под флагом командующего объединенными военно-морскими силами союзников адмирала Тови. Еще ни один конвой, следовавший в Россию, не имел такого боевого прикрытия. С ним не страшны никакие корабли противника, тем более что на пути их возможного следования, как сообщили мне, развернуты девять английских и четыре советские подводные лодки. Сегодня нет среди нас человека, кто сомневался бы в успехе! Впишем же победную страницу в летопись борьбы с нашим общим врагом! С верой в успех мы выходим в море, и да поможет нам бог!

Свое выступление командер Брум заканчивал возвышенно и торжественно, словно был не морским офицером, командовавшим кораблями эскорта, а проповедником Сославшись на бога, он сел, однако тут же поднялся снова, согласившись ответить на вопросы, если таковые у капитанов имеются. Поднялся шум, в общем гуле голосов, грубоватых шуток и смешков потонули и вопросы озабоченных капитанов, и ответы командира эскорта. Да и отвечал на вопросы не он один, в беседу тут же включались какие-то остряки, в словах которых проскальзывали злость и издевки: несмотря на громкие заверения командования конвоя, сомнений и неясностей оставалось немало. На многих судах было ограниченное количество боезапаса, особенно орудийного. Кто-то спросил, можно ли в случае необходимости вскрыть грузы и пополнить боезапас оттуда. И остряки, опережая Брума, заверили, что русские, конечно, не обрадуются, однако лучше доставить им грузы вскрытыми, нежели не доставить совсем. Можно ли снять чехлы с танков, что на палубах, и использовать их орудия против торпедоносцев и подводных лодок? Не только можно, но и нужно, хихикали остряки, тем более что некоторые танки уже невозможно использовать в бою: за время долгой стоянки резина на них попортилась от соленой влаги и едкого океанского воздуха. В этих шутках звучала правдивая горечь… Брум стоял немного растерянный: он привык к строгости военных совещаний, и бедлам выбил его из колеи. Он морщился от реплик, от густого табачного дыма, который окутывал недостроенный зал.

Тишина воцарилась лишь после того, как поднялся контр-адмирал Гамильтон. Адмирал улыбнулся, подчеркивая, что разделяет веселое, а значит, бодрое настроение капитанов. Он сам готов шутить, поскольку уверен в успехе, но жаль, что на это не остается времени. И многозначительной паузой Гамильтон дал понять, что время ценит сейчас превыше всего.

Он повторил о боевой мощи кораблей охранения, заверив, что у конвоя есть шансы дойти до советских портов практически невредимым. Затем со щедростью бывалого, опытного марсофлота, который заслужил свою первую воинскую награду еще в девятьсот пятнадцатом, стал советовать, как отражать налеты вражеской авиации, поскольку та представляет для транспортов наиболее реальную угрозу. Экономно расходовать боезапас, не стрелять по тем самолетам, которые сбросили бомбы или торпеды, ибо такие самолеты уже не опасны. Во время налетов «юнкерсов» внимательно следить за горизонтом, ожидая одновременного нападения торпедоносцев, причем открывать огонь по последним, атакующим с низких высот, надобно осмотрительно и осторожно, чтобы случайно не поразить другие суда конвоя… Слушали контр-адмирала молча: конкретные указания, к которым он перешел от общих заверений и фраз, вернули капитанов к действительности. Невольно думалось о предстоящих встречах с врагом. И Гамильтон, заметив это, решил ободрить моряков:

— Кроме непосредственного эскорта с вами будут крупные корабли ближнего охранения, а также мощные силы дальнего оперативного прикрытия. Возможно, во время перехода вы не увидите большей части этих кораблей, но они постоянно будут готовы оказать вам необходимую поддержку. — И, понизив голос, словно открывал величайший секрет, почти таинственно добавил: — Вы вполне можете оказаться причиной еще одного генерального морского сражения — возможно, подобного Ютландскому.

Совещание длилось недолго. Расписавшись в получении конверта со штампом «Вооруженные силы Его Величества», в котором хранились схема походного ордера, сигналы и коды, Лухманов догнал Савву Ивановича и Митчелла.

Дождь лил густой, не по-северному обильный. Рейд с трудом просматривался до бонов — дальше океан превращался в сплошную мглу. И Лухманов невольно подумал о том, что через несколько часов, когда транспорты выйдут в море, у судоводителей прибавится и забот, и тревог. Однако то заботы штурманские, привычные — лучше они, чем встреча с врагом, который при такой видимости вряд ли обнаружит конвой. И потому пусть будет благословен туман!

Сейчас на плохую погоду никто не обращал внимания. Капитаны озабоченно торопились к причалу, чтобы с любой попутной оказией поскорее добраться до транспортов: видимо, у каждого оставалось множество неотложных дел. А сигнал о выходе мог теперь последовать в любую минуту.

— Похоже, англичане в конце концов поумнели, — подошел к Лухманову Гривс. — Прикрытие почти такое же, как у конвоев Средиземного моря. Жаль, авиации только мало…

— В составе охранения есть и американские корабли! — резко промолвил Митчелл, слышавший эти слова. — Посмотрим, как они покажут себя в океане!

— Не сердитесь, лейтенант, — миролюбиво ответил американец. — Я все равно предпочел бы обычный будничный рейс, даже если бы нас охраняли флоты союзных держав совместно. Война на море — скверное дело. Мокрое! — скаламбурил он.

— Американцы, конечно, хотели бы выйти сухими из воды… — проворчал Митчелл.