Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

– Всё сущее игра, – словно отвечая на немой вопрос собеседника, продекламировал профессор, после чего встал, прошёлся по кабинету, и, замерев в противоположном от председателя углу со скрещёнными руками в позе поэта на картине Кипренского, продолжил:

– Вы оказались на своём месте, и играете роль, в которой ни черта не смыслили ещё каких-то пару лет назад. Теперешний Локтев отличается от Локтева образца 86-го года так же, как актер Рейган от президента Рейгана. Задача не в том, чтоб смыслить в политике, а в том, чтоб играть в ней какую-то роль. И потом, Дима, политика такая вещь, в которой необязательно, даже невозможно что-либо смыслить. Абсолютно невозможно.

– Что ж, по-вашему, Горбачёв ни черта не смыслит в политике?

– Как и Ельцин, и Рейган, и все, кто этим занимаются… на глазах у изумлённой публики. Они просто играют свои роли, которые им пишут специалисты. Те владеют вопросом в узкой области каждый, но все вместе кое-что смыслят. И это уже серьёзно. А чтоб играть роль, в неё просто нужно верить, – последнее слово Беллерман произнёс с особым акцентом, нараспев и, блеснув очаровательной улыбкой, какой, наверное, Джеймс Бонд разил своих многочисленных любовниц.

Локтев снова встал с кресла и резко тряхнул головой.

– Я что-то не пойму, Владислав Янович, – молвил он, – или вы меня за дурака держите, или сами не знаете, чего хотите. Сначала вы говорили о том, чтобы я помог вашему протеже…

– Это ваш человек, любезный Дмитрий Палыч, ваш. Не я же с ним вместе кормил мух в Афганистане.

– Хорошо, пусть мой. Но подсовываете его кандидатуру в штаб вы. И лечите от невроза вы. Потом предлагаете самому полечиться…

– Cпаси Бог! Я говорил только о том, чтобы вы как следует отдохнули, подкрепили силы в пансионате. А вы сразу выворачиваете так, будто я лечить вас вздумал. Впрочем, – доктор тоже встал со своего места, неторопливо подошел вплотную к председателю и пропел, не спуская с него цепких глаз, – подлечиться вам тоже не помешало бы. Работа нервная.

– Нервная, – хмыкнул Локтев, – будешь тут нервным. Разговоры-то провокационные. И вообще, доктор, – председатель мягко отстранился от Беллермана, переводя взгляд на стопку бумаг на его столе, – вы говорили что-то на счет денег, что якобы не имеют значения.

– Ни малейшего, – кивнул Беллерман.

– Что конкретно вы имели в виду? Вы что-то хотите мне предложить, как я понимаю?

– Умница! Молодец! – отчего-то обрадовался профессор, и лицо его снова просияло. – Очень точно сформулировано. Абсолютно правильно! Предложить, именно предложить. Я намерен предложить вам власть. Согласитесь, что это много больше просто денег, которые действительно, в этом контексте, ничего не стоят.

– Разве у меня нет власти? Достаточной, чтоб жить по-человечески. Ровно сколько надо, чтоб чувствовать себя на своём месте.

– Вы знаете, где оно, ваше место? Волею некоторого количества людей вы оказались на месте, на котором играете свою роль. Играете, надо сказать, хорошо. Вас продвигают. Вам покровительствуют. Вам позволяют кое-что делать для вашей паствы. Назовём так. Сотни, а то и тысячи людей, кому вы оказали существенную помощь и поддержку, устроили на работу, помогли с жильём, учёбой, лечением, и тому подобное, так вот, все эти люди – ваш политический капитал. Их выбор будет всегда на вашей стороне, нужно лишь правильно распорядиться этим капиталом, приобретая власть. Разве это не стоит того, чтоб, отбросив досужие разговоры о партии, нравственности, сделать шаг?

– Куда?

– Наверх. На настоящий верх. Вот вам модель, – Беллерман достал из кармана 20-долларовую купюру и развернул перед носом у Локтева. – Видите изображение пирамиды? Это ясная модель общества. Тринадцать уровней власти соответствуют четырнадцати иерархиям, каждая из которых охватывает свой круг понятий, свой объём знаний и денег, свой градус посвящения в тайны того, что вы называете политикой. На самом деле, это всё игра. Но цель игры – пройти по всем этажам пирамиды, от тринадцатого вот тут, внизу, – доктор ткнул пальцем в нижнюю часть изображенной на купюре пирамиды, – до первого. И если внизу кирпичиков много, то наверху, в вершине – всего один. Видите верхний треугольный кирпич с глазом посреди? Вот он и есть абсолютно единственная конечная цель игры. Он оторван от всей остальной пирамиды. Его задача надзирать за всем. Потому тут изображён глаз. Вы хотели бы стать «смотрящим»?

– Какой-то тюремный термин, – поморщился Дима, – глаз наверху действительно оторван. Наверное, туда невозможно попасть. Так что, если откровенно, туда я и не хочу.

– Опять молодец! – вновь чему-то обрадовался Беллерман, вернулся за стол, сел на своё прежнее место и запустил руку в кипу бумаг, извлекая из неё какой-то листок. Доллары исчезли в руках доктора, как у фокусника. А была ли купюра?

– Смотрите, – он протянул председателю расчерченный листок бумаги. – Это анкета. Заполните на досуге и принесите мне, как будете готовы. Торопиться с ответами не надо, но и затягивать не стоит. В августе перемены действительно всех коснутся, а в новом году ваша роль должна быть принципиально новой. Если уж играть, то по крупному. И вы правы, на самый верх заглядываться не стоит. Почитайте, подумайте, а я не стану вас больше задерживать. Вы и так перенервничали. Нельзя быть таким напуганным, Дима. – Председатель, разглядывая протянутую ему анкету, не обратил внимания, что доктор в который раз назвал его по имени без отчества, чего не делал прежде. – Вас пугают химеры прошлого. Абсолютно новая ситуация, надо пользоваться. Ковать железо, пока горячо. Удачи!

И Владислав Янович протянул Локтеву мягкую теплую ладонь, слегка влажную, но достаточно крепкую для мужского рукопожатия. Локтев покинул кабинет в смятении. Он чувствовал, что его «обработали». Но как и зачем, понять не мог. Голова кружилась от обилия информации. Но была ли она нужной, полезной или хламом, понять не мог. Выходя от Беллермана, Локтев твёрдо решил больше не возвращаться, но уже через пять минут забыл о решении. Анкета в руке странным образом интриговала, хотелось расспросить психолога, что ещё за штуковина такая, какой смысл. В тот же вечер Локтев её заполнил.

Доктор, тем временем, оставшись один, расхаживал по кабинету, сосредоточенно анализируя проведённую беседу, и отмечал про себя: «Управляем, вполне управляем. Это хорошо. А то, что с гонором, так и ладно! Красивее выйдет. Ценный кадр, если правильно играть…». Подошел к окну, закрыл жалюзи и начал собираться. Время позднее, приличные люди торопятся по домам. И семейным и бобылям надо ночами отдыхать… Хотя, нет. Не всем, конечно. Есть вполне определенные категории людей, что по ночам работают. Во-первых, поэты – с горящими глазами, полными галлюцинаций. Во-вторых, преступники и сыщики, по большому счёту, две половинки одного яблока. В-третьих, спецслужбы и колдуны. Такие же половинки.