Илья Симанчук - Ребята из дивизии «Таран»

И все пели про Волгу, про Днепр. А потом Наташа, обняв Машу, завела конечно же про пулеметчика. И Маша подтянула ей: «Так, так, так», – говорит пулеметчик. «Так, так, так», – говорит пулемет...»

Ленинградская область, Старорусский район... Здесь, у неприметной деревушки Сутоки, четырнадцатого августа грянул бой.

Дивизия втянулась в прорубленную между двумя фашистскими группировками щель – двенадцать километров в глубину, четыре – в ширину. Весь этот перешеек насквозь простреливался вражеской артиллерией, ружейным и пулеметным огнем, засыпался градом мин. У врага было значительное превосходство: и в живой силе, и в боевой технике, особенно – в артиллерии.

Но Коммунистическая дивизия упорно сражалась, стремясь расширить прорыв. Недаром, как потом говорили пленные, она получила у врага прозвище – дивизия «Таран».

С самого раннего утра фашисты начали отчаянно контратаковать, стремясь любой ценой выбить наши части с занятого перешейка.

Полк, в котором были девушки, находился почти на самом острие клина. На него и обрушился ураганный артиллерийско-минометный обстрел. Связь неоднократно прерывалась. Было жарко и душно. Уже начали облетать листья. На кустах мотались обрывки паутинок с запутавшимися кусочками коры, веток, травы. Из лесной чащи тянуло прелью, запахами спелости – орехов и грибов, шиповника и желудей. Но все это перешибалось разрывами, лязгом, стонами, густым, застоявшимся запахом крови.

В самом узком месте речки Редья, близ Суток, саперы перекинули с берега на берег доску – и такого «моста» оказалось достаточно! В тот день, четырнадцатого августа, Редья была здесь красной от крови...

В таком бою девушкам-снайперам не должно быть места. Но они все-таки рвались вперед. Считали: там, за насквозь простреливаемой врагом «Поляной смерти», где дрались их товарищи из роты автоматчиков, и для них все же может найтись дело. Иначе нельзя, иначе они не могут! И они просили комиссара:

– Разрешите нам туда?

– Нет. Это бессмысленно...

– Разрешите нам на тот рубеж?

– Нет. Не могу разрешить. И не до этого сейчас…

– Товарищ комиссар! Ну, как же так? Все идут в бой, почему мы не должны?

А потом они заскочили в санчасть, к Соне, – попрощаться. Веселые, руками машут, пилотки набекрень, на плечах – плащ-палатки, на ремнях – снайперки...

– Мы – туда! Счастливо!

– Как же вы все-таки? Самовольно?

– Что ты! Мы и комиссара и отсекра просили, чуть не ревели... Ну, они и разрешили. Все, нам пора догонять группу!

После связной принес записку: «Поляну смерти» прошли. Все в порядке». А офицеры штаба, продвигавшиеся вместе с группой автоматчиков в глубь мелколесья, чуть не охнули, увидев девушек впереди, метрах в сорока от себя.

– Как вы сюда попали? Уходите немедленно! – крикнул им лейтенант Саркисов.

– Здесь наши позиции! – ответила Наташа. – Здесь автоматчики, и мы вместе с ними. Отступать не будем!

Узкая полоса мелколесья, которая не могла защитить от огня... Сотни снарядов и мин обрушили на нее враги. И все же атаку за атакой отражали защитники этого рубежа.

Вокруг рвались снаряды. Автоматчики залегли. А Наташа с Машей пристроились у ствола поваленного дерева, непрерывно стреляя. Они отчетливо видели перебегавших вражеских солдат и били без промаха.

Потом вражеские мины стали ложиться кучно, не оставляя живого места. Земля содрогалась, глаза разъедало гарью и копотью.

Когда гитлеровцы поднялись в новую атаку, на рубеже осталось трое – раненный в живот боец Новиков и, тоже раненные, девушки. Наташа быстро обмотала Новикова бинтом.

– Я бы тебя с радостью вынесла, – сказала она, облизнув пересохшие губы. – Только видишь – нельзя... Никак нельзя отступать!

Что же дальше? Об этом знал только один человек – Новиков. Он был не в силах стрелять, но видел и слышал, как продолжали отстреливаться подруги, как они еще раз были ранены, как Наташа подстрелила офицера, предложившего им сдаться, как они отбивались гранатами...

Новиков видел, как Маша уже не могла приподняться для броска, как Наташа поцеловала ее, как приготовили последние гранаты. Гимнастерки девушек были залиты кровью.

И когда фашисты, осмелев, приблизились и изумленно расхохотались, обнаружив двух окровавленных девушек, – он тоже видел!

И когда вражеский автоматчик пнул Наташу сапожищем – тоже видел!

И когда девушки в ответ встряхнули свои гранаты, когда грянул взрыв, унесший вместе с жизнями Наташи и Маши десяток вражеских жизней, – тоже видел и слышал!

А потом потерял сознание.

Гитлеровцы, приняв его за мертвого, даже не осмотрели. Но когда стемнело, Новиков пришел в себя, и оказалось, что может ползти. Он дополз до своей части, попал в санбат и там рассказал о последнем подвиге девушек-снайперов санинструктору Соне.

О чем же все-таки думали подруги в свой смертный час? Жалели ли, что сами напросились на опаснейший рубеж? Наверно, нет. Ведь они настаивали на своем праве драться впереди!

Известно одно: они могли покинуть этот рубеж, и не покинули его, не вышли из схватки. Ведь надо драться до последнего патрона, до последней гранаты, во что бы то ни стало задержать врагов. Это слышал от Наташи Новиков.

Так и случилось. Остальные подробности неизвестны...

Вот только птиц, вспугнутых боем, Наташа наверняка проводила быстрым взглядом. Потому что она всегда завидовала птицам и летчикам. Потому что летели те птицы к лесу, к своим...

Наташа погибла четырнадцатого августа.

Ее открытку – где про платьице – мама прочла в сентябре. После этого наступило молчание.

Когда в часть пришло письмо от родных, его не решились вскрывать. Но санинструктор Соня сказала, что все-таки надо ответить, и прямо на конверте написала несколько фраз: мол, Наташа погибла, мы за нее обязательно отомстим...

Этот ответ попал в подборку писем Наташи, печатавшихся впоследствии в «Комсомолке». Вот только с Сониной подписью было напутано и значилось: «С. Найденов...» вместо «С. Найденова».

А Леня все ждал вестей и новых записей в дневнике. Ждал, скитаясь по госпиталям. Ждал, когда, несмотря на все его просьбы, был по состоянию здоровья вчистую уволен из армии. Ждал, когда вернулся в Москву и возобновил учебу в институте.

Однажды он получил письмецо от одной из знакомых санитарок. В нем сообщалось о том, что Наташа погибла, но никаких подробностей не было.

И он не поверил. Не захотел поверить! А стал по-прежнему ждать весточки.

В понедельник пятнадцатого февраля сорок третьего года он, как всегда, заглянул в почтовый ящик. Писем не было. Но с первой газетной полосы бросились ему в глаза строки Указа Президиума Верховного Совета.

И говорилось в них о том, что геройски погибшим Ковшовой Наталье Венедиктовне и Поливановой Марии Семеновне посмертно присвоено звание Героя Советского Союза...