Владимир Смирнов - Крик сквозь стекло

— Та-ва-рищ-пол-ков-ник?! — простонал дирижер.

Американцы, метя колючую снежную пыль, заруливали к капонирам. Технический люд скептически разглядывал красочные акульи пасти, украшающие носы истребителей: белые, ужасно кривые клыки над кроваво-мясистым извивающимся языком алчно тянулись от «бороды» радиатора почти до центроплана.

— Красиво… — сумрачно оценил улыбающегося из кабины парня будущий механик — сутулый, с темно-мятым от хронического недосыпа лицом дядька лет под пятьдесят, облаченный в российски-неизбежную замасленную фуфайку, громадные измызганные ватные штаны и до блеска лысую «веревочного меха» шапку. — А вот как насчет ганса — ему понравится? Парень выключил зажигание, пощелкал переключателями, со стуком отбросил с плеч на борта привязные ремни и, подмигнув, осведомился:

— They say, the Russians like vodka, Stalin and soccer? [5] — Говорят, русские любят водку, Сталина и футбол?

Механик непонимающе пожал плечами, цыкнул коричневым зубом и проворчал прокуренно, заглянув под плоскость:

— Не только, значит, языка нету — и звезды не как у людей. Все… твою… сикось-накось… [6] В ВВС США опознавательные знаки (белые звезды) наносятся несимметрично: на левом крыле только сверху, на правом — только снизу.

— Well, old chum, [7] — Ну и как, старина? — американец, ухмыльнувшись, сунулся в кабину и… вскинул на ладони мяч. Облезлый, излупленный кожаный желтый мяч странной дынеобразной формы. Глаза механика полезли на складчатый лоб — то ли от невиданного мяча, то ли из-за неслыханного пренебрежения летными порядками.

— Shall we clear everything up right away? [8] — Что, выясним отношения сразу?

— Наш парень! — захохотал вынырнувший из-за разворачивающегося пятнистого бензозаправщика здоровенный русский летчик в меховой куртке нараспашку, из-под которой торчал толстый коричневый свитер. — Эй, Джонни, с приездом! Пас сюда!

— Hi! Take it, Mac! [9] — Привет! Держи, Мак! — и американец мощным профессиональным ударом кулака прямо из кабины влупил мяч в сиганувшего восторженным прыжком русского. Механик не успел выругаться — от СКП обвалом лязгающего мерзлого металлолома вразброд обрушился оркестр.

Неярко освещенный зал Дома офицеров флота с крашенными корабельной шаровой краской стенами был старательно украшен тяжелыми еловыми лапами, вкусно пахнущими морозом. В расставленных на столиках надраенных до жгучего сияния латунных гильзах-«стаканах» 87-миллиметровых зенитных снарядов торчали яркие бумажные цветы. Столики расставлены были прямо в зрительном зале и оттого стояли накренившись, и все сидящие за ними дружно кренились в одну сторону. На сцене, по углам рампы, нежно зеленели в решетчатых подставках, сколоченных из бочкообразных ящиков для авиабомб, две робко-симпатичные полярные березки. Все это забавно сообщало некую новогодность празднику встречи союзников.

Над сценой, осеняя зал, длинно провисало алое полотнище с еще влажной бело-меловой двуязычной надписью: «Да здравствует англо-американо-советская боевая дружба!»

Зал до отказа был заполнен морскими летчиками, меж которых восседали сияющие гости, а на сцене полным ходом шел концерт, в котором победоносные частушки типа «Что такое вас ис дас? — Немцы драпают от нас!» перемежались разухабистым буцаньем подкованных ботинок девушек-матросов из БАО и ВНОС, [10] БАО — батальон аэродромного обслуживания; ВНОС — воздушное наблюдение, оповещение, связь. отплясывающих в забористых взвизгах и разлете форменных синих воротничков-гюйсов и явно неформенных широченных юбок дежурное «Яблочко».

Англичане были в восторге. Англичане забыли про все. Они потеряли знаменитое «британское лицо» и после каждого номера азартно лупили в ладони и одобрительно перекрикивались через зал — тем более, что, судя по блеску их глаз и неудержимой щедрости движений, русские оказали им не просто русское, но истинно летное гостеприимство; во всяком случае, две нормативные бутылки на столик — водка и шерри — уже всюду стояли опорожненными, но при этом отовсюду слышалось музыкальное многообещающее позвякивание стекла. Под светомаскировочно зашторенным окном шло свое действо: нервноглазый, с темным изнутри, будто выжженным черным пламенем, лицом, седой, худощавый капитан, успевший, несмотря на свои 25–26 лет, повоевать всерьез (о чем свидетельствовали боевые Красная Звезда и Красное Знамя на потертом, тщательно отутюженном кителе), сидел со значительно-похоронным видом, сосредоточенно глядя в никуда, а руками совершал нечто под столом — там, куда были опущены правые руки его соседей — двух русских и англичанина. Английский летчик явно наслаждался происходящим: он едва удерживал мальчишеский смех, лукаво косясь по сторонам, и малиново-багровый уродливый ожог, бугристо стянувший левую щеку к шее назад, над хрустко наутюженным воротничком форменной рубашки, казался неуместным гримом.

— О-оп! — негромко скомандовал капитан. Четверо разом вынули из-под стола стаканы с плескающейся желтоватой жидкостью. — Н-ну… В небесах, на земле и на море?

— Принято, — серьезно кивнул сосед справа — устало-сдержанный, лет под сорок старшина с такой же Красной Звездой и тускло-серебряной медалью «За боевые заслуги» на темно-синем офицерском кителе.

— Нет возражений, — солидно подтвердил сосед слева — не просто молоденький, но отчаянно юный, синеглазый бледный лейтенант, изо всех сил не замечающий наград товарищей.

— Tо our common Victory! [11] — За нашу общую победу! — решительно закончил англичанин.

Стаканы дружно звякнули. Все залпом выпили, кроме капитана: неожиданно натолкнувшись на внимательный взгляд оказавшегося за спинами его товарищей коротышки-полковника, он вежливо приподнял свой стакан:

— Никаких ДеПе, товарищ командир. Настой трав. Исключительно в целях боевого здоровья, — и, вкушающе прихлебывая, неспешно выцедил под ироничным взглядом комполка «настой», не поперхнувшись и не моргнув. Англичанин, почтительно пронаблюдав процесс, пораженно пробормотал:

— A very good job, damn it… [12] — Отличная работа, черт подери…

— Кузьменко, на минутку… Веселитесь-веселитесь! — осадил полковник вскочивших приятелей и союзника, лихо щелкнувшего каблуками под отброшенным стулом. — Я бы не хотел, чтоб у вас были неприятности, капитан. М-м?

— Но ведь сегодня нет работы, товарищ полковник. И погоды нету. И немца. Даже дня — и то уж нет. И потом, только чай… — Кузьменко все-таки не сумел додержаться — давясь, сипло кашлянул, деликатно прикрыв рот ладонью.

Полковник серьезно покивал, вздохнул и тихо, только капитану, сказал:

— Я не о том, капитан. В данный момент вы не на службе. Но во-он там, под сценой, отдыхает наш «особняк». Майор у нас мужик правильный, точный мужик, но вот он-то как раз на службе. А ты, Сашка, лапы под стол принародно суешь. Босяк. Опять же с графинчиком. Что?