Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 3. Разгром

Наша артиллерия преградила путь контратакующему противнику. Миронов отдал приказ батальону закрепиться. Но когда после удачных налетов наших артиллеристов сильно поредевшие цепи врага стали отступать, комбат Крузов поднялся и повел бойцов за собой в атаку.

— Смелый мужик, — сказал Хватов. — Даром что старик, а с огоньком.

Но вскоре пришло новое донесение: комбат тяжело ранен. Миронов тут же послал связного, чтобы вынести Крузова. Но он отказался уйти со своего наблюдательного пункта.

— Товарищ майор, — докладывал старший связной, — не хочет уходить категорически. Ординарец его убит, а он один засел в окопе и бьет.

— Да, настырный старик. С норовом, — сказал Хватов. — Как бы его не захватили в плен.

Вечером на наблюдательный пункт Миронова принесли раненого Крузова. Он лежал с забинтованными ногами и правой рукой, осунувшийся, еще более постаревший, но со спокойным лицом, будто ничего не произошло, и он после обычного трудового дня лежал отдыхал — и только. Миронов подошел к нему, пожал здоровую руку:

— Спасибо вам, товарищ Крузов! Вы настоящий командир. Не обижайтесь на меня за прошлое. Все бывает.

Комбат поджал губы и покачал головой. Синеватые его веки закрыли слезящиеся глаза. Но не успели унести Крузова, на наблюдательный пункт пришел полковник Андросов.

— Молодцы твои ребята, Миронов! Видал, как они высоту быстро окружили? А Крузов, Крузов твой, смотри, отличился. Представляй достойных к наградам. Решение твое наносить удар правым флангом оставляю в силе. Средства усиления у тебя есть. Кто будет тебя поддерживать, получишь приказ сегодня вечером. Готовься, — сказал он, помолчав, глядя в сторону притаившегося противника. — На днях наступать. Понял?

— Понятно, товарищ полковник.

— Ну, бывай здоров, а я к твоему соседу наведаюсь.

И комдив ушел.

Миронова охватило чувство радости. Оно распирало грудь, и хотелось петь. «Наконец-то наступать. Сколько ждали мы этого приказа?! Вот он, канун долгожданного праздника».

Возвращаясь к себе в блиндаж, Миронов не шел, а летел, будто на крыльях. «Наступать, наступать», — повторял он бесконечно это слово. Свернул в овраг и тут заметил, как в воздухе кружатся белые хлопья. Что это такое? В вечернем сумеречном небе он едва различил серебристый немецкий самолет-разведчик, прозванный по-фронтовому «костылем». «Это он сбросил листовки на наши позиции», — догадался он. У промоины оврага сидели четверо бойцов и чему-то смеялись. Он прислушался.

— Спасибочко фрицу, — сказал один из них. — До чего справно службу несут. Тилько учора кинчылась отхожа бумага, а вин тут як тут. Зараз треба до витру сходить.

«Правильно они говорят, — думал Миронов, поднимая одну из немецких листовок. — Покажу комиссару, пусть будет в курсе». В листовке было написано: «Бойцы и командиры! Не верьте продажным комиссарам и коммунистам! Бросайте оружие и переходите к нам. Сталинград взят немецкими войсками. Армия Чуйкова разгромлена, взята в плен, а остатки ее сброшены и потоплены в ледяной Волге».

Полковник Андросов вышел из кабинета командующего Кипоренко довольный, так как доклад его о подготовке дивизии был одобрен, как и его решение о наступлении.

В узком коридорчике он чуть не столкнулся с генералом Канашовым, поприветствовал его, и Канашов протянул ему руку:

Кажется, вы, полковник, будете открывать ворота моим танкам?

— Выходит, мне приказано. Только что докладывал генералу Кипоренко. Решение утвердил.

— Вы, смотрите, не подведите меня, полковник, — улыбнулся Канашов. — Бывает же так: ждешь в ворота, а тебя пускают в калитку. Застряну я со своими танками. А застряну, будем ругаться, и, главное, дело провалим.

Андросов пожал плечами:

— Разрешите курить?

— Пожалуйста!

— Вроде не принято знакомых подводить, — сказал он. — Мы, если мне не изменяет память, в Финляндии вместе с вами воевали?

— Припоминаю, припоминаю, — морщил лоб Канашов. — Да что мы тут стоим, давайте присядем вон на скамейке и покурим. — Они сели, молчаливо раскуривая.

— Вы ко мне пришли, кажется, ротой командовать. В октябре?

— В ноябре. Собственно, в конце октября. Разжаловали меня. Но мало нам пришлось воевать вместе. Вас через две недели ранило.

— Помню, помню теперь. И приказ вашего бывшего начальника: «Зажми его там, такого-сякого».

— Да я и сам, товарищ генерал, тогда решил — конец моей службе. Когда первая атака не получилась, все, думаю, расстреляете вы меня, как собаку. Погорячился, вечером — приказ, разведку не успел провести и на дот попер.

— Дурное дело нехитрое. Расстрелять ума не надо. За каждую неудачу командира расстреливать, так с кем воевать тогда солдатам?

— Д-а-а, — вздохнул тяжело полковник.

— Вспоминаю, будто вчера это было. А вот уже два года прошло.

— Вот и опять нам вместе воевать довелось. Ну а как у вас командиры полков? Не подведут при прорыве?

Андросов помолчал, обдумывая, притушил папиросу:

— Не должны вроде. Столяров неплохой, волевой, боевой опыт имеет, да медлительный по натуре. Черняев, тот в обороне — стена, скала. Воевал он у меня комбатом. А Миронова совсем плохо знаю. Правда, во время боевой подготовки дивизии зарекомендовал себя. Энергичный, хороший организатор. При проверке командующего его полк первое место взял. Да вот больно горяч он по натуре.

Канашов слегка улыбался, слушая характеристику Миронова.

— Так молодо-зелено, полковник! Древняя житейская истина.

— Я как рыцарь на распутье трех дорог. Надежным тараном надо пробивать такую подготовленную оборону. Вот и думаю, кого из них на главном направлении ставить.

— Товарищ генерал, — подошел молодой лейтенант, — Вас командующий вызывает.

Они поднялись. Канашов пожал руку Андросову:

— Дело, как говорят, хозяйское, но я бы поставил командира с горячим характером. Молодость делу не помеха. Знаешь, полковник, как раньше опытные ямщики запрягали? Коренного в центре погорячей и ретивей. А на пристяжку объезженных да постарше. Твоя ямщицкая обязанность — держать вожжи в руках.

Канашов вошел к генералу Кипоренко. Он сидел за столом, заваленным картами, штабными документами, папками. Кругом цветные карандаши. На столе дымился чай,

— Ну, проходи, проходи. Чайку хочешь?

— Только что чаевничал, товарищ генерал! Спасибо.

— Завтра собираю всех вас. Будет большой разговор. Тебе неплохо бы в дивизию съездить. Помнишь, в которой были с тобой? Она будет для тебя прорывать коридор. Сегодня окончательно решил и доложил Ватутину.

— А я с ней знаком. Но завтра еще съезжу.

— Когда же это ты успел?

— Мы с комдивом земляки по финскому фронту.

— Вот как? Это хорошо. Тогда не подводите друг друга. А ты чего последнее время ходишь как в воду опущенный? В корпусе что-то случилось, или от дочери нет вестей?