Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Интервенции нацистского режима в экономику Германии— начиная от валютного контроля и кончая нормированием всех основных видов сырья и привлечением гражданских лиц к принудительным работам в мирное время – были настолько обширными, что возникает искушение сравнивать гитлеровскую Германию со сталинским Советским Союзом. Такое сравнение, несомненно, наводит на определенные мысли, указывая на своеобразный синтез милитаризации с внутренней социальной и экономической перестройкой, который, возможно, был необходим для осуществления гитлеровских амбиций. После становления США как мировой державы, произошедшего в начале XX в., только милитаризм в советском стиле сумел бросить серьезный и долгосрочный вызов их гегемонии. Более того, по сравнению со сталинским режимом гитлеровское государство вполне можно назвать «слабой диктатурой». Как мы уже видели, именно к этому выводу приходили такие хорошо осведомленные наблюдатели, как генерал Франц Гальдер, осенью 1941 г., когда завершилась крахом операция «Барбаросса». Самое существенное, что Третий рейх, в отличие от Советского Союза, воздерживался от решительной

рационализации самых отсталых секторов своего общества – крестьянского сельского хозяйства и ремесленного сектора, – хотя такая мера могла бы «высвободить» миллионы дополнительных рабочих рук. Но с учетом того, что нам сейчас известно о Generalplan Ost и о всеобъемлющей реструктуризации сельского хозяйства, которая им предусматривалась, представляется, что это был только вопрос времени. Всеобъемлющая реструктуризация немецкого общества была просто отложена до захвата «жизненного пространства» на востоке. Соответственно, если мы и вынуждены признать, что Нацистская партия, в отличие от советских коммунистических кадров, не была орудием классовой борьбы, закаленным в боях, то по западноевропейским стандартам ее едва ли можно обвинять в недостатке преобразовательной энергии. Никогда раньше в мирное время ни одна сложная капиталистическая экономика не переводилась с такой целенаправленностью на новые рельсы.

Оставив сравнения со сталинским режимом, вполне можно задаться и противоположным вопросом. Каким образом Третьему рейху удалось подчинить себе всю экономику страны? Почему немецкое деловое лобби терпело это резкое вторжение государства в сферу своих интересов после 1933 г.? В конце концов, всего лишь десятилетием ранее «большой бизнес» сыграл важную роль, сорвав реформаторские замыслы ранней Веймарской республики. Ответ, предлагаемый нами, в принципе сводится к четырем элементам. Во-первых, необходимо подчеркнуть сильное ослабление независимого делового лобби из-за Великой депрессии. Крупные немецкие предприниматели в 1933 г. были не в состоянии вступать в серьезную борьбу, даже если они были к ней предрасположены. Во-вторых, несмотря на то, что нацистский поворот к автаркии, безусловно, противоречил международной повестке дня делового сообщества Германии, внутренний авторитаризм гитлеровской коалиции пришелся ему более чем по вкусу, равно как и значительные прибыли, которые оно стало получать с середины 1930-х гг. В третьих, хотя государство после 1933 г. решительно подчинило себе бизнес, голое принуждение применялось лишь выборочно, а режим во многих сферах был только рад эксплуатировать независимую инициативу бизнесменов, управляющих и технических специалистов. Наконец, в условиях крайне неоднородной структуры собственности и организации в немецкой экономике и разобщенности конкурирующих капиталистических группировок все, что требовалось для того, чтобы подталкивать жизненно важные сегменты промышленности и торговли в направлении, угодном режиму, – это ряд продуманных тактических союзов.

С учетом тех препятствий, с которыми приходилось сталкиваться Третьему рейху, в силу всего этого трудно избежать вывода о том, что он чрезвычайно эффективно использовал свои мобилизационные возможности. Более того, понятно, что эта мобилизация с самого начала была направлена на возрождение Германии как военной державы и в некотором общем смысле на достижение поставленных Гитлером завоевательных целей. Но если задаться вопросом о том, была ли эта экономическая мобилизация составной частью внятного стратегического синтеза, если задаться вопросом о том, подчинялись ли дипломатия, военное планирование и экономическая мобилизация после 1933 г. внятному военному плану, то ответ, который дает эта книга, будет отрицательным. В этом отношении мы по-прежнему пытаемся освободиться от влияния знаний, полученных задним числом. В конце концов, нам известно, что до осени 1941 г., когда потерпела крах операция «Барбаросса», гитлеровские армии сметали все на своем пути. Трудно себе представить, что это поразительное военное превосходство не было итогом длительных приготовлений. Однако недавняя военная история приводит нас к невероятному выводу о том, что дело обстояло именно так. Германия начала в сентябре 1939 г. войну, не имея существенного материального или технического превосходства над более развитыми военными державами Запада. К тому, что Франция была разгромлена всего за несколько коротких недель в мае и июне 1940 г., привело фатальное взаимное наложение оперативных планов союзников и Германии. И это, в свою очередь, позволило вермахту в 1941 г. пройти победным маршем по Южной и Восточной Европе, что завершилось вполне предсказуемым образом: немцев остановили обширные просторы Советского Союза и пусть плохо организованное, но упорное сопротивление Красной армии. Центральная часть нашей книги посвящена распутыванию загадок, к которым нас приводят эти убедительные выводы военных историков. Если полномасштабного перевооружения 1930-х гг. и аннексии Австрии и Чехословакии не хватило для того, чтобы обеспечить Германии существенное материальное преимущество над ее врагами, если все это стало непосредственной причиной, заставившей Великобританию и Францию отказаться от своего пацифизма в пользу агрессивной стратегии сдерживания, и вынудило и Вашингтон, и Москву пересмотреть свои позиции в Европе, то почему же Гитлер начал войну в сентябре 1939 г.?

Столкнувшись с этим вопросом, некоторые историки поспешили заявить, что Гитлер просто просчитался. По их мнению, он не собирался развязывать общеевропейскую войну. После того что произошло в 1938 г. в Мюнхене, он ожидал, что Великобритания и Франция пойдут на уступки в Восточной Европе. И вовсе не Гитлер, а западные державы предпочли превратить Польшу в casus belli. Эту точку зрения я отвергаю, поскольку она не соответствует дипломатической ситуации последних предвоенных дней. В августе 1939 г., как и в сентябре 1938 г., Гитлер мог быть почти уверен в том, что Великобритания и Франция объявят войну. В первом случае он отступил. В 1939 г. он предпочел стоять на своем. Почему он продолжал гнуть свою линию вместо того, чтобы дать задний ход, объясняется в этой книге путем синтеза трех отдельных элементов.