Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

С точки зрения первых лет Второй мировой войны следует подчеркнуть четыре новых момента, к которым нас приводит проделанный в этой книге анализ.

Антизападный уклон нацистского антисемитизма, выделенный нами в качестве темы, имевшей большое значение в 1938–1939 гг5 не ослабевал на протяжении 1940 и 1941 г. Рузвельт, который спровоцировал войну, поддержав Великобританию и Францию как гарантов польской безопасности, теперь способствовал ее продолжению, поддерживая Черчилля в его нежелании сдаваться, и в Берлине эту ситуацию могли объяснить только злокозненными интригами евреев и в Вашингтоне, и в Лондоне. Из этого, в свою очередь, следует, что в плане мотиваций любое поспешное и уверенное проведение различий между войной на западе и войной на востоке становится сомнительным или вовсе несостоятельным. Хотя с точки зрения того, как они велись, война на западе резко отличалась от войны на востоке, считать, что они мотивировались принципиально разными соображениями, было бы ошибкой. Война на западе против Черчилля и Рузвельта была не менее идеологизированной, чем война ради завоевания «жизненного пространства» на востоке. И хотя основным мотивом для вторжения в Советский Союз в 1941 г., в противоположность последующим периодам, служило стремление ускорить темп событий на западе, принудив Британию к капитуляции до того, как успела бы вмешаться Америка, все это тоже следует рассматривать как один из аспектов общей войны против мирового еврейства. Противопоставление этого «стратегического обоснования» давним идеологическим мечтам Гитлера о завоевательной войне на востоке является ложным. Гитлер еще с 1938 г. считал, что ему не избежать глобальной конфронтации с мировым еврейством. Поэтому связь кампании на востоке с войной на западе не снижает ее идеологизированности.

После того как мы выявили этот возможный источник недоразумений, следует перейти ко второму моменту: решение Гитлера расширить масштабы войны в 1941 г. имело убедительные экономические причины. Поразительная победа во Франции в начале лета 1940 г. обещала все изменить. Но в реальности яркий успех вермахта не решил фундаментальной стратегической дилеммы, стоявшей перед Гитлером. Флот и ВВС Германии были слишком слабы для того, чтобы принудить Великобританию к переговорам. Логика конкуренции, присущая гонке вооружений, оставалась в силе и в 1940 г., и в 1941 г. Вместо того чтобы склониться перед волей Гитлера, Великобритания была готова пойти на банкротство в государственном масштабе, от которого ее в итоге спас ленд-лиз. А в критический момент войны благодаря своим сравнительно обширным зарубежным резервам и американскому содействию она сумела мобилизовать намного большую долю зарубежных ресурсов, чем Германия. И напротив, как только в Берлине выветрилась победная эйфория, экономическая жизнеспособность нового германского Grossraum стала вызывать большие сомнения. Завоевание большей части Западной Европы прибавило к уже имеющимся у Германии тяжелым экономическим проблемам резкую нехватку нефти, постоянные затруднения со снабжением углем и серьезный дефицит кормов для скота. Население Западной Европы, как и его производственные возможности, являлось жизненно важным активом, но с учетом сдержек, накладывавшихся британской блокадой, было отнюдь не ясно, удастся ли эффективно мобилизовать эти ресурсы. Если только Германии не удалось бы обеспечить себе доступ к советскому зерну и нефти и добиться устойчивого роста добычи угля, материковой Европе угрожало длительное сокращение производства, производительности и уровня жизни. Вдобавок ко всему этому Рузвельт через несколько дней после прорыва вермахта в Седане приступил к выполнению собственной впечатляющей программы перевооружения. Мы сможем по-настоящему оценить, как важно было для Гитлера со стратегической точки зрения предотвратить решительное вступление Америки в войну, если в полной мере учтем те масштабы, которые приняло англо-американское военное производство еще летом 1940 г. В этом отношении чрезвычайно показателен поистине гигантский разрыв между англо-американским производством самолетов и относительно незначительными объемами германского аутсорсинга авиационного производства во Францию и Нидерланды. И этот дисбаланс не укрылся от внимания Геринга и германского Министерства авиации.

Должный учет того места, которое трансатлантическая гонка вооружений занимала в немецких расчетах 1940–1941 гг., поможет нам объяснить еще одну загадку, которая по-прежнему занимает умы исследователей нацистского режима и оказывает серьезное влияние на то, как мы пишем его историю. Вопреки утверждениям некоторых авторов, вооруженные силы Рейха на востоке в 1941 г. были значительно мощнее тех, которые вторглись во Францию. Но не менее бесспорно и то, что их боевые возможности рассчитывались, опираясь на планы уничтожить Красную армию в течение короткой кампании. Немецкие планы имели нулевой предел погрешности. Поэтому даже при самом предвзятом отношении следует признать, что операция «Барбаросса» была сопряжена с колоссальным риском. Она выглядит иррациональной и безрассудной, если объединить факты, указывающие на минимальный уровень мобилизации, с особенно часто цитируемой промышленной статистикой, как будто бы указывающей на стагнацию в производстве вооружений и катастрофическое снижение производительности труда в 1940–1941 гг. В свете этих данных может показаться, что из-за благодушия и расслабленности, воцарившихся после победы во Франции, в сочетании с расистской снисходительностью по отношению к Советскому Союзу, вермахт не счел нужным позаботиться о максимальном увеличении своих шансов в этой явно решающей кампании войны. Если это верно, то на этом «упущении» явно должна строиться вся наша интерпретация гитлеровского режима. Однако если мы учтем общую стратегическую ситуацию, то это в сочетании с критическим рассмотрением экономических фактов даст нам совершенно иную картину. Идея о том, что производство вооружений в Германии в 1940–1941 гг. просело и что производительность труда резко снизилась, по большей части является статистической иллюзией. Более того, при рассмотрении исключительно производства вооружений упускается из виду то, что одной из наиболее характерных черт военной экономики Германии на ранних этапах была мощная волна инвестиций, почти неослабно продолжавшаяся с 1939 по 1942 г. В должной мере оценив это, мы сможем понять один важный момент. Вследствие того, что Великобритании помогала Америка, Германия по-прежнему находилась в плену у логики трансатлантической гонки вооружений, даже готовясь к «Барбароссе». Промышленные ресурсы Германии никогда не могли быть полностью брошены на войну с Советским Союзом, потому что в то же самое время нужно было вести обширную подготовку к грядущей воздушной войне с Великобританией и Америкой. Таким образом, Гитлер лишь после грандиозных побед во Франции взял на вооружение то, что с полным правом может быть названо стратегией блицкрига – скоординированную стратегию, в рамках которой и производство вооружений, и стратегическое планирование строились на предпосылке о быстрой и решающей победе над Красной армией.