Игорь Ривер - Один день лета

- Дед дело говорит, - поддержал его один из лежачих. - Сиди. Если они сюда, в лес, не полезли, то и не полезут. Может, и пронесет.

- Меня - уже, - криво усмехнулся тот, что просил его винтовку.

Именно криво. Один глаз у него прятался под бинтом.

- Не ссы раньше времени. Знаешь, почему они в лес не полезут?

- Ну и почему?

- Потому, что он заминирован. Немцы об этом знают, они мины и ставили. На опушке мы с саперами все сняли, а в глубине не стали заморачиваться. Не пойдут они вглубь, так что сидим тихо. И вокруг шастать тоже не надо. Понял ли ты, родное сердце?

- Чего тут не понять? Сидим, значит. Сидеть - дело привычное.

Лежавший усмехнулся и сказал ездовому:

- Он у нас недавно из штрафбата. Вроде как искупивший кровью. Нахватался там у урков.

- Тебе завидно!? Да там и не было урок, одни фронтовики.

Однако он понемногу успокоился, достал кисет, скрутил самокрутку. Немецкая артиллерия между тем снизила темп стрельбы. С востока тоже гремело. Там шел бой. За рощей ревели танковые двигатели.

- Дед, там танки были?

- Были.

- Сколько?

- Не разглядел я. Бронетранспортеров может быть с десяток. Танков… Вроде тоже примерно столько же. Колонна на поле.

- Черт… Хреново! Это они во время артподготовки нас обошли. Не стали время тратить и роту танками утюжить. Опять же: внезапность. Теперь попрут, не остановишь. Какие танки - ты конечно не разглядел?

- Не разбираюсь я в них.

- Тебе-то что? - спросил его еще один из раненых.

- А то, что если там “тигры”, то к своим выбираться мы будем долго. “Тигра” остановить сложно, это я тебе как наводчик говорю.

- И что тогда делать?

- Сейчас - ничего. Ложись, да спи. А я послушаю, где будут пушки бить. Дед, а почему ты решил, что там эсэсовцы были?

- А у них эмблемы были на башнях. На лошадь похоже. Я слышал, что если кроме креста еще что-то нарисовано, то это и есть эсэсовцы.

- Не обязательно. Но тут ты угадал. Они и есть. Эти в плен брать не станут. Имели мы с ними дело. Да вот он хотя бы и имел.

Он кивнул на кривого. Тот сплюнул в сторону.

- Имел я их!..

- А что было? Расскажи, все равно сидим.

- Ничего хорошего. Под Сталинградом я в танковом полку служил и попали нам один раз в плен два молодых засранца. Тоже эсэсовцы. Мне их поручили в штаб полка отвести. Ну сказано - значит делаем. Идем по дороге, а рядом с ней наш танк горелый стоит, “тридцатьчетверка”. Эти идут мимо и скалятся. Такое меня зло взяло! Думаю: “Вы, суки, наших сожгли, а теперь радуетесь?” Ну и полоснул из ППШ им по ногам. В штабе доложил, что при попытке к бегству, но оказалось, что кто-то это все видел и молчать не стал. Меня под трибунал и в штрафную роту на три месяца.

- Правильно сделал…

- Веришь, нет - ни грамма не жалею.

…

День прошел. На востоке непрерывно грохотал бой. По его звукам понятно было, что немцы продвигаются вперед. За лесом то и дело слышался шум моторов, а вечером по небу разлилось зарево пожара. Бой понемногу стихал. Уже перед самым наступлением темноты рядом с рощей разорвалось несколько тяжелых снарядов.

- Ну что, дед? - спросил наводчик, посмотрев на возчика. - Разведаешь, что там и как на дороге?

Тот хмуро поднял с телеги карабин и пошел по тележной колее к опушке. Долго смотрел из-за кустов на дорогу и испятнанное свежими воронками поле. Дорога была пуста. На обочине лежал на боку перевернутый взрывом грузовик, рядом с которым валялись три трупа в серых мундирах. Последний снаряд явно не пропал зря.

Вернувшись, он рассказал об увиденном. Раненые хмурились. Ясно было, что немцы дорогу без контроля не оставят и что с утра, а то и нынче же ночью по ней снова пойдет техника. Можно было вернуться через лес в роту, но там в окружении тоже никто перевязкой заниматься не станет, даже если немцы не будут завтра атаковать ее позицию, во что никто не верил. Это та же самая смерть, только с отсрочкой. Оставалось только ехать по полю, держась к юго-востоку, откуда звуков боя слышно не было и надеясь на выносливость лошадки орловской породы. На этом они и сошлись. Ездовой повел телегу к выходу из леса.

У дороги его окликнули сзади.

- Дед, постой! Слышишь? Останови!

Он остановился. Лошадь тоже встала, низко наклонив голову и нюхая трупы немцев.

- Чего еще?

Один из раненых спрыгнул с телеги и, стараясь беречь перевязанную руку, подошел к опрокинутому грузовику.

- С виду-то он вроде целый. Даже гусеницы не слетели.

- Думаешь, заведется?

- Не знаю… Попробовать можно, машина надежная. Танкист, что скажешь?

Тот пожал плечами, глядя на машину одним глазом.

- У нас был такой же, трофейный. Под Харьковом достался. Завести - ничего сложного нет. Зато если поедет, то и по полю пройдет. Он же полугусеничный.

- Ну и как его перевернуть? Нас тут три с половиной инвалида.

- А лошадкой! Дед, выпрягай ее. Вон у них трос буксировочный на крюках, им и зацепим.

Трос натянулся, люди уперлись в кабину и в задний борт “Бюссинга” и тот, тяжело качнувшись, встал на гусеницы. Раненый с помощью возчика выволок из кабины убитого водителя и уселся на его место.

- Лишь бы электролит не вылился из батареи…

Стартер зажужжал и этот звук сменился глухим рыком мощного двигателя.

- Нормалёк! Давайте тяжелых в кузов.

- Только меня, - подал голос наводчик. - Этот уже полчаса, как не дышит. Так и не очнулся. Помогите переползти.

Они разместились в кузове. Возчик, поколебавшись, все-таки снял с одного из немцев китель и подобрал с земли чужую каску. Лошадь привязали сбоку. Поехали. Вел кривой танкист.

Китель он одел сверху, на ватник. Мертвый немец был широк в плечах, вполне налезло. Каску кое-как пристроил на голову и перелез в кабину. Водитель покосился, хмыкнул, но острить не стал. Рана беспокоила его все больше, болела и дергала. Было не до шуток.

Проехали поле, потом обогнули лес, снова выехали на поле, на котором черными громадами, почти не различимыми в багровом свете, идущем с неба, стояли подбитые танки. От них несло гарью и паленым мясом.

- Чьи это? - спросил возчик, чтобы не молчать.

- Немцы, - отозвался водитель. - Видимо их тут подловили. Наши пушкари в засаде сидели и дали прикурить по бортам. Засаду немцы конечно размазали потом. А может, и нет.

Поле кончилось. Следы танковых гусениц слились в одну колею. На нее же свернула и их машина.

- Здесь, похоже, проход в минном поле они сделали, - пояснил танкист тихо. - Значит и нам здесь ехать. Лишь бы прямо в корму “тигру” не уткнуться. А, черт! Накликал.

Впереди мигнул свет. Ручной фонарик. Машина приняла вправо, объезжая его и тут прозвучало короткое:

- Halt! (1)

- Сиди, не отвечай ничего. Понял? - прошептал возчик и, не дожидаясь согласия, высунулся из кабины, задев каской верх двери.

- Hier Verwundets. (2)