Василь Быков - Атака с ходу

Стараясь не потерять командира роты из виду, я вслед за ним ринулся в траншею. Впотьмах ноги наткнулись на что-то устрашающе мягкое, с брезгливым испугом я отпрянул в сторону, едва не наскочив на командира роты. Ананьев выстрелил, прясел, потом сильно взмахнул оравой рукой - бросил гранату. Не дожидаясь взрыва, я бросился вперед, но Ананьев сильным рывком за палатку осадил меня вниз, в грязную темноту траншеи. Где-то близко, у самой головы, воздух пропорола горячая очередь, тотчас неподалеку оглушительно грохнуло - земля, пыль и тротиловый смрад горячей волной ударили в лицо.

- Вперед! - крякнул Ананьев. - Наша берет! Гранатами огонь!

Повсюду на высоте в суматошной трескотне зашлись автоматы, хотя кто и откуда стрелял - было не понять. Грохнули одни, два разом, потом три и четыре взрыва – наверно, наши начала швырять гранаты. Ананьев привстал в мелковатой, по грудь траншее, оглянулся и опять прокричал:

- Вперед! Скорей! Наша бере-от!!!

Натыкаясь на повороты траншеи, задевая плечами стенки, мы несколько десятков метров бежали ее ходами. Кто-то бежал впереди, но не понять было - свои или немцы. Но вот совсем рядом в траншее выстрелили - из мрака почти в упор остро блеснуло огненной вспышкой. Ананьев вдруг будто споткнулся и исчез - я даже испугался за него. К счастью, Ананьев тут же вскочил и как раз вовремя. Что-то большое метнулось неподалеку, ротный впопыхах ткнул туда пистолетом. Выстрела его, однако, я не услышал - сам дрожащими руками вскинул над бруствером автомат и пустил вдогонку торопливую, пожалуй, слишком длинную очередь. Затем еще кто-то выскочил из траншеи в поле, кто-то другой на бегу перемахнул бруствер. Тут и там вспыхивали автоматные очереди. На высоте вовсю шел бой, но было похоже - немцы удирали.

Тогда мы прекратили свой слепой бег в траншее и вскочили коленями на мягкие комья бруствера. Поднимаясь, я успел заметить, как вдоль траншеи за нами, пригнувшись, бежали двое, один вскинул автомат, и на его дульном срезе запульсировал огонек очереди. Пахнув в лицо вонючим теплом, очередь визгливо прошла мимо нас, туда, где от траншей наискось бежал кто-то в длиннополой расстегнутой шинели. Ко мне он был ближе. Вскочив, я торопливо выстрелил, тот упал на колено, из-под его рук огненно сверкнуло в нашу сторону. Ананьев вскинул пистолет, однако выстрела не было: наверно, что-то случилось с его «вальтером». Командир роты угрожающе крикнул: «Васюков, бей!», а сам, нагнувшись, обеими руками схватился за пистолет. Приостановившись, я снова тыркнул коротенькой очередью, но, видимо, мимо: немец уклонился, вскочил и стремительно пустился наутек. Ананьев люто выругался. Сквозь треск очередей я отлично услышал его энергичный мат, только у меня также заело - выстрелов не было.

Я клял себя за непростительный промах, но затвор только беспомощно клацал - наверно, опустел диск (и надо же случиться такому в самый неподходящий момент). Я выхватил его из автомата и сунул за пазуху. Но не успел я перезарядить, как Ананьев ринулся впереди прямо на немца. Тогда и я вскочил. На бегу, одной рукой стараясь расстегнуть сумку с магазинами, я не спускал глаз с ротного. Тот что-то кричал. Немец еще раз грохнул торопливым винтовочным выстрелом, однако опять промазал и, пригнувшись, бросился в темень. Винтовка почему-то осталась на земле, Ананьев тут же подхватил ее и, широко размахнувшись, швырнул убегавшему под ноги. Немец споткнулся, едва не упал, но удержался на ногах и обернулся. Наверно, увидев сзади только одного преследователя, он вдруг сделал резкий поворот навстречу, чтобы броситься на командира роты.

Но тут уже подоспел я.

Наощупь затолкав в автомат новый диск, я почти в упор дал по нему длинную огненную очередь. Немец неестественно выгнулся и разом осел, я побежал дальше, не сразу поняв, что поспешил: мы зарвались. Впереди были немцы, поблизости о потемках мелькнуло несколько теней, и тут же в трех шагах впереди что-то, стремительно метнувшись, ударилось оземь. Я не увидел, что это было, я почувствовал только удар, в лицо плеснуло мокрым снегом и грязью, и тогда я смекнул: граната! Она подскочила и в одно мгновение оказалась где-то у меня под ногами. С необыкновенной отчетливостью, какая возможна только за секунду до гибели, я понял: конец! Испуг толкнул меня от этого места, да так сильно, что ноги не выдержали этого спасительного толчка, и я через голову, каким-то непостижимым чертовым колесом покатился по мокрой земле.

Взрыва я почему-то не услышал - почувствовал только, как ошалело рвануло палатку и, словно зубилом, звонко звякнуло о каску. Одно ухо враз заложило, будто в него вогнали тугую плотную пробку, щека одеревенела, на какое-то время я перестал ощущать себя и, когда подбежал Ананьев, никак не мог взять в толк, что случилось, и что ему от меня надо. Пока я судорожно корчился на земле, командир роты тормошил меня за рукав, затем что-то прокричал в лицо - я почувствовал только его горячее дыхание, - тут же сам попытался подняться на колени и застонал от жгучей бола в плече.

Ананьев энергично замахал рукой. И вдруг, будто вынырнув из-под воды, я услышал его непонятно чужой и очень далекий голос:

- Стой! Рота, стой! Назад! В траншею, назад!

Тогда, очнувшись от горячего удушья, я повял, что жив, и начал медленно подниматься с земли. Плечо горело и бесчувственно-тупо деревенело, рука обливалась чем-то горячим, из рукава часто закапало - на сапоги и в грязный, истоптанный снег...

Я слышал, как командир роты кого-то позвал, кто-то подбежал ко мне, подобрал оброненный на снег автомат, поправил на голове каску. Приходя в себя, я сделал два шага. Ноги мои были невредимы, рану в плече я зажимал здоровой рукой, но из рукава капало - с каждым шагом все больше.

Боец подхватил меня под мышку здоровой руки.

- Постой, Васюков. Перевязать надо.

Слышал я, кажется, одним ухом и по голосу узнал его - это был Лутохин из взвода Пилипенко. Ананьев исчез - может, со взводом Ванина побежал дальше, на другой склон высоты. Часть роты, однако, осела в траншее: я слышал недалекие голоса и пошел на них. Лутохин, поддерживая меня, шел рядом.

Мы соскочили в грязную траншею. Здесь уже хозяйничали автоматчики из взвода Пилипенко. Трое возились в темноте с трупом немца, который никак не могли поднять наверх. Один из них выбрался из траншеи, и с его помощью бойцы втащили убитого на край бруствера. Тащить его дальше у них не было охоты.

- Пусть валяется. Все от пуль укрытнее будет.

Боец присел над убитым и начал шарить по его карманам. Двое внизу брезгливо вытерли о шинели ладони и посторонились, пропуская нас. Кто-то, узнав меня, сочувственно окликнул:

- Что, Васюков, накололи?

- Накололи, - вместо меня ответил Лутохин. - Не видели, где Цветков?