Александр Пыльцын - Штрафбат. Наказание, искупление

Берлин, рейхстаг, ПОБЕДА!!!

За то что Батурин добился разрешения побывать в рейхстаге, во мне даже впервые зародилось что-то вроде уважения и признательности к комбату, несмотря на весь негатив, сформировавшийся во мне к нему В штурме Берлина мы непосредственно не участвовали, а только каким-то образом, пусть и совсем маленьким боевым «взносом», обеспечивали этот штурм ценою многих жизней. Как не вступали мы освободителями в Гомель, Рогачев, Брест и Варшаву, так и сейчас в Берлин въезжали, хотя и в еще горящий, но как простые любопытствующие.

По берлинским улицам ехали долго, петляя по ним из-за того, что во многих местах они были завалены обломками разрушенных домов, подбитыми танками и орудиями. Впечатление от этой столицы фашистского рейха осталось мрачное. И не только, а может, и даже не столько от разрушений и других следов войны, а от того, что большинство улиц какие-то скучно-прямые и столь же монотонно серые. Планировка города показалась по-немецки правильной, утомительно строгой.

Множество зданий хмурятся пустыми глазницами окон. Оттуда, где окна или редко уцелели, или их уже чем-то позатыкали, и там чувствуется жизнь, свешиваются белые простыни как большие флаги капитуляции. Многие двери снесены вместе с частью прилегающих стен, и дома щерятся, словно беззубые рты каких-то сверхдряхлых монстров. Уцелевшие стены домов однообразно грязные, мрачные какие-то, и не потому, что закопчены войной, просто весь город серый. Вот Варшава была тоже в руинах, но и через них видно, что это был город-красавец.

Изредка здесь появляются на улицах или редко из окон домов выглядывают люди, с первого взгляда тоже однообразные, одинаково потертые, что ли. В большинстве это женщины, глубокие старики и любопытная, как у всех народов, детвора. Кое-где попадаются и уцелевшие, но затаившиеся в подвалах разрушенных зданий старики — «фольксштурмовцы», или выловленные нашими солдатами-патрулями пацаны из «гитлерюгенда» с потерянными, а иногда и воинственными взглядами. А ведь они на краю гибели своего «тысячелетнего рейха» надеялись его отстоять. Многие из них сложили головы ради бредовых идей их бесноватого фюрера, а эти притаились, чтобы переждать, сменить свою, мышиного цвета, военную форму и затеряться в массе людей гражданских, и уже оттуда продолжать свой «Drang».

Знамя Победы над рейхстагом. Берлин, 1945 г. Река Шпрее

Подъехали к рейхстагу мы со стороны реки Шпрее и уперлись в обрушенные фермы моста через нее. Объезд искать поехал Батурин с Казаковым, а мы не стали ждать, карабкаясь по этим фермам, разрушенная часть которых почти посредине моста местами была погружена в воду, перебрались на другой берег прямо на площадь перед рейхстагом и подошли к нему. Как раз и машина Батурина подъехала.

Кое-где из выбитых больших окон этого мрачного здания еще вился дымок и тянуло гарью. И никакой величественности! Над разрушенным скелетом бывшего стеклянного купола реет красный флаг — наш, советский, флаг! Но это не просто флаг, это Знамя Победы! Широченная лестница главного входа и многочисленные колонны избиты, испещрены, словно оспинами, следами осколков и пуль.

Нашу небольшую группу встретил молодой лейтенант, с которым о чем-то переговорил комбат Батурин. Дав нам команду подождать, он и замполит Казаков ушли внутрь с этим офицером. Вскоре лейтенант вернулся и разрешил нам войти в зал. Там было не так много людей, как ожидалось, а наш комбат стоял невдалеке с, такого же небольшого роста, но, в отличие от кругленького Батурина, поджарым, даже худым, показавшимся костлявым, полковником, и тот, живо жестикулируя, что-то рассказывал. Как я потом узнал, этот полковник был командиром полка, штурмовавшего рейхстаг, и его солдаты водрузили над ним Знамя Победы, а теперь он назначен Первым советским военным комендантом немецкого рейхстага.

Причуды судьбы свели меня с ним уже более чем через 30 лет после этих дней, когда, будучи начальником военной кафедры института, я проводил военные сборы студентов в воинской части в украинском городе Черкассы. Там перед принятием студентами военной присяги мне порекомендовали пригласить на этот торжественный ритуал Героя Советского Союза, полковника в отставке Зинченко Федора Матвеевича. Меня познакомили с офицером в парадной форме, на мундире которого, кроме Звезды Героя, были семь орденов и множество медалей. Что-то уж очень знакомое показалось мне в чертах и жестах этого пожилого, но как-то по-особому молодцеватого полковника. Когда же он представился как командир полка, штурмовавшего рейхстаг в Берлине, я сразу узнал в нем того первого советского военного коменданта рейхстага. Мы подружились, и еще несколько лет мне доводилось встречаться с этим неординарным и интересным человеком, и каждому из нас было что вспомнить.

Первый советский военный комендант рейхстага, Герой Советского Союза, полковник в отставке Зинченко Ф. М. (слева), полковник Пыльцын А. В. (справа).1972 год, г. Черкассы, Украина

Узнал я от Федора Матвеевича, что он старше меня больше чем на 20 лет, и вовсе не украинец, а сибиряк из Томской области. А кто жил на Дальнем Востоке, знает, что там в ходу была поговорка: «Дальневосточники и сибиряки — почти земляки». Еще в 30-е годы окончил он Владивостокскую пехотную школу, чем еще «землячнее» стал. От нее пошло и мое 2-е Владивостокское пехотное училище, в котором уже в июле 1942 года мне довелось получить лейтенантское звание. Общих тем из прошлого для бесед у нас находилось немало.

Но главным был все-таки рейхстаг. Из первых уст узнал я, что полк, которым командовал Зинченко, первым пробился к рейхстагу, оборонявшемуся отборными частями СС и даже выброшенному на их усиление парашютному десанту, о котором ни в одном известном мне документе не упоминалось. Не только полк Зинченко штурмовал рейхстаг, но именно он первым ворвался в него. Именно его бойцам, Егорову и Кантарии, удалось из девяти знамен, учрежденных еще 22 апреля Военным советом 3-й ударной армии, в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 года выше всех, на куполе установить знамя под № 5, которое и было признано официально Знаменем Победы. А в 22.00 того же 30 апреля его, полковника Зинченко, и назначили, как он говорил, Первым Советским Военным Комендантом Рейхстага, подчеркивая, что каждое из этих слов он всегда пишет с заглавных букв.