Александр Пыльцын - Штрафбат. Наказание, искупление

По-разному сложилась служба у наших выпускников. С полковником Сергеем Булавкиным, который определенное время служил в Закавказье, мы дружили дольше. Мы даже вместе служили, когда потом мне удалось перевести его в свое подчинение в Харьков. Дружба наша с ним не прекращалась до того, когда, уже выйдя в отставку, он скоропостижно скончался от острой сердечной недостаточности.

Относительно фамилии «Булавкин» у нас на курсе была такая шутка. Когда по высшей математике мы дошли до дифференциального и интегрального исчислений, то термин производная функция применили к трем слушателям. Ими были Бул\ш, Булавкин и Хабибуллин, как, соответственно, первая, вторая и третья производные от «Бул».

Н. А. Взятышев

А вот с Николаем Александровичем Взятышевым мы дружим до сих пор, уже седьмой десяток лет. Во время учебы в академии, когда нам предоставили комнаты в академическом общежитии на Васильевском острове, наши комнаты оказались на одном этаже, и наши «учебно-общественные» контакты дополнились семейными, тем более что у них, как и у нас, в семье было тоже два мальчика. Его жена Ольга, учительница русского языка, была женщиной очень общительной, заметно отличалась эрудицией от многих жен соседей по общежитию. После окончания учебы Николая Александровича оставили в академии на преподавательской работе, там он стал ученым в области технических наук, профессором, полковником. Будучи давно в отставке и даже почти 90-летним ветераном академии, продолжал преподавать в академии, чем порядком удивил всех гостей на юбилейной встрече по поводу моего 90-летия.

В любой мой приезд в Ленинград мы встречались. С его супругой Ольгой вели нескончаемые дискуссии по некоторым проблемам русского языка, а с ним — долгие разговоры о прошлом, о том, каких успехов достигли наши товарищи, разъехавшиеся по советским Вооруженным Силам, об ушедших уже в мир иной наших однокурсниках. Первым из них был наш общий друг Боря Магнитский, получивший назначение в Ракетные войска стратегического назначения. Погиб он ровно через пять лет после окончании академии, в 1960 году, вместе с главным маршалом артиллерии Неделиным Митрофаном Ивановичем, по слухам — при испытании водородной бомбы, а на самом деле при взрыве на испытаниях ракеты Р-16.

К сожалению, многим из однокурсников, хотя и по другим причинам, тоже пришлось покинуть наш не совсем спокойный мир, кому слишком рано, а кому и задержавшись. Вот и мы с Николаем Александровичем Взятышевым «подзадержались», оставшись пока едва ли не единственными с нашего курса, преодолевшими 90-летний рубеж.

Генерал-майор Ольшанский А. В.

Встречаясь с Николаем Александровичем значительно чаще теперь, когда я стал жителем нашего родного Ленинграда (к новому имени Санкт-Петербург никак не привыкнем), ведем разговоры и о том счастливом академическом времени, и о нынешних, довольно непростых временах и событиях.

Надо отметить, что наряду с Дмитрием Шаляпиным генеральские звания получили наши однокурсники Анатолий Бабаин (генерал-лейтенант), Александр Булин, Александр Ольшанский (генерал-майоры).

О Саше Ольшанском особо. Это был наискромнейший офицер курса. Участник Великой Отечественной войны, был «сыном полка», награжденным медалью «За отвагу». При достижении призывного возраста зачислен рядовым связистом в саперном подразделении, к окончанию войны — сержант, имеющий несколько ранений, два ордена Отечественной войны, орден Красной Звезды и ту самую медаль «За отвагу», еще с прежней красной колодочкой. Участник встречи на Эльбе с американскими союзниками 25.4.1945 года в районе Торгау. После академии — в инженерных войсках, на преподавательской работе в Военно-инженерной академии им. В. В. Куйбышева, в Калининградском высшем училище инженерных войск. Защитил диссертацию, стал генералом, доктором технических наук, профессором, награжден «Золотой медалью» ВДНХ. В октябре 1980 года на встрече в честь 25-летия нашего выпуска, генерал-майор Александр Васильевич Ольшанский удивил всех нас тем, что прочитал свои стихи, в которых были и такие строки:

Генерал вообще писал очень образные стихи, в которых были строки, годные в афоризмы: «И не нашли его останки, как будто без вести пропал», «Давно лопату и топор в войсках машина заменила, незаменим в бою сапер, его умение и сила», «И беспокойно думаем о том, что мы другим после себя оставим».

С ним мы держали, к сожалению, лишь эпизодическую связь, и после выхода в 1988 году его книги «Встреча на Эльбе» он выслал мне ее с дарственной надписью.

В декабре 2014 — январе 2015 года мне удалось установить связь по интернету с его сыном Вениамином и вдовой Ольгой Вениаминовной. От них я и узнал о последних днях моего друга.

В 2002 году Александр Васильевич перенес второй инфаркт. Последствия фронтовых ранений и контузии, да и столичный смог от торфяных пожаров в тот год, к сожалению, не увеличили жизненного потенциала. Просто ранее еще на службе в Калининградском училище он перенес на фоне пневмонии сразу один за другим два инфаркта. «Помогла» родная медицина — несколько лет по больницам с неправильными диагнозами, ошибками в лекарствах. Но работал, ездил в США и встречался с Рейганом, Бушем-старшим… но все равно ЗАЛЕЧИЛИ. В последний раз (2002) при возвращении из ЦКБ в холодную погоду на машине больницы снова получил воспаление легких… К этому времени лекарства приходилось принимать по горсти от всех болячек. Пока врачи разобрались, какая болезнь главнее и что происходит, не выдержало сердце. Не смогли спасти его и в Центральной (кремлевской) клинической больнице. Генерал Ольшанский скончался 3 октября 2002 года в возрасте 77 лет.

Из совсем молодых на нашем курсе хорошо помню Володю Петрича, Сашу Лысенко. Оба они по окончании академии достигли высоких результатов в научной деятельности, оба полковники, доктора наук, профессора, но, к величайшему огорчению, хотя были и моложе нас, но уже, как и большинство наших сверстников-однокурсников, тоже ушли из жизни: Саша Лысенко в начале этого тысячелетия, а Володя Петрич, с которым мы совсем недавно встречались и на торжествах в академии, и друг у друга дома, скончался в 2012 году.

Надо сказать, что за все пять лет учебы в Ленинграде мне не доводилось попадать в ситуации, в которых возникала бы прежняя мысль о тайном наказании или хитрой мести за моих осужденных родственников. У меня даже возникло предположение, что в академии вообще не было какого-нибудь представителя особого отдела. На втором курсе мне было наконец присвоено очередное воинское звание «подполковник». Если на фронте звания «капитан» и «майор» я получал через шесть месяцев от предшествующих, то это звание я получил через шесть лет после «майорского». Так складывались служебные обстоятельства, в которых, как мне казалось, долгое время до академии невидимо присутствовала все та же идея «сын за отца», и именно период обучения в академии ничем не вызывал воспоминаний о ней. Правда, после академии до следующего звания мне пришлось служить снова шесть лет, и мысли об идее «сын за отца» иногда были не пустыми.