Максим Бузин - Снайперы. Огонь на поражение [litres]

– И правильно делаешь! Скоро у нас станет жарко, и будет каждый человек на счету!

– Ты уверен или предполагаешь? – настороженно прищурился лейтенант.

– Убежден на девяносто девять процентов! – ответил фон Тиссен. – И могу объяснить, почему!

– Да уж, будь так любезен! – Хаген полностью обратился в слух.

– Здесь довольно все просто и, как мне кажется, очень логично, – начал свои пояснения обер-лейтенант. – Мои выводы основаны на данных воздушной разведки. За последние пару дней она зафиксировала переброску большого количества разнообразной советской военной техники к линии фронта, и на нашем участке в том числе.

– Под техникой ты подразумеваешь танки?

– В первую очередь, но не только! Замечено множество колесных бронеавтомобилей, мотоциклов и грузовиков! Все говорит о подготовке к скорому наступлению…

– Странно, – протянул Гюнтер, – я думал, что основные силы противника сосредоточены гораздо южнее, участвуют в битве под Курском, и русским сейчас не до нас…

– В штабе полка, да и, наверняка, дивизии тоже так считали, а теперь схватились за головы! – с грустью улыбнулся Эрих. – Ведь, если взять наш батальон, к примеру, то кроме бутафорских танков майора Риделя у нас больше ничего и нет, а помощи не предвидится! Конечно, я утрирую, но ты ведь догадался, к чему клоню?

– А почему бы нашим штабным стратегам не приказать нанести упреждающий артиллерийско-бомбовый удар по местам скопления неприятеля! – предложил Хаген.

– Такой вариант, насколько мне известно, рассматривался на совещании сегодня, но его отвергли. Все дело в том, что русские до поры до времени спрятали свои танки, бронемашины и все остальное в окрестных лесных массивах. Как ты сам понимаешь, нет смысла тратить снаряды или бомбить сотни гектаров леса, не имея точных координат. Сначала нужно провести наземную разведку, которой, как ни странно, еще не было, и боюсь, что на данный момент эта мера уже запоздала, и счет перед началом грядущей битвы идет на часы…

– И что нам делать, Эрих? – спросил Гюнтер, уже зная заранее, каким будет ответ товарища.

– Сражаться, – пожал плечами фон Тиссен, – и, видимо, умирать. Ничего другого не остается.

– Спасибо, дорогой мой, обнадежил! – шутливо поклонился лейтенант. – Вообще-то я рассчитывал дожить до преклонных лет и успеть понянчить любимых внуков!

– Ты удивишься, но я тоже, – усмехнулся Эрих.

Он яростно потер кончик носа тыльной стороной ладони и оптимистично заявил:

– Однако, не все так плохо. У меня есть план, согласованный с командиром полка Шредбергом. Суть такая: сегодня вечером, когда стемнеет, мы скрытно по ходам сообщения отведем солдат в третью линию траншей, то есть на четыреста с лишним метров вглубь нашей обороны. Оставим для видимости здесь человек тридцать, они присоединятся к батальону за час до рассвета. Советское наступление, по всем канонам, должно начаться утром с артиллерийской подготовки, главная мощь которой придется на передний край. Вражеские снаряды перепашут пустые окопы, а когда русские бросятся в атаку, то никого в них не найдут! И, пока они будут думать, куда мы делись, вступят в дело наши полковые орудия и минометы и нанесут противнику ощутимый урон. По крайней мере, я очень рассчитываю на это. Что скажешь, Гюнтер?

– План неплох, – без паузы ответил Хаген, – учитывая факт, что выбора у нас особо нет. Но сразу возникают два вопроса, причем второй я должен был задать немного раньше. Итак, во-первых, – что мешает неприятелю последовательно или сразу накрыть огнем орудий все траншеи? И во-вторых, если я правильно понял, ты считаешь, что именно завтра, а не, например, через неделю советские войска предпримут наступление. Откуда подобная уверенность?

– Насчет артподготовки скажу лишь, что это лотерея, и не нам, а вражеским командирам, к большому сожалению, решать, куда и как стрелять! А то, что операция противника начнется ближайшим утром, очевидно, с рассветом, вытекает из упомянутой мной выше логики. Смотри: по сведениям той же воздушной разведки, со вчерашнего вечера дороги, ведущие к линии фронта, опустели, следовательно, передислокация частей Красной армии завершена. Но и сидеть в лесах русские не будут! Они ведь не знают, что наши хваленые «штабные стратеги», как ты их назвал, проспали все на свете! Наоборот, они уверены, что разведгруппы вермахта могут выявить основные районы сосредоточения бронетехники в любой момент, и последует удар, как ты чуть ранее и предлагал…

– Я все понял, Эрих, можешь не продолжать, – прервал товарища Гюнтер и вздохнул. – Скажи лучше – почему ты умный и дальновидный, а только обер-лейтенант?

– Извини, вопрос задан не по адресу, – покачал головой фон Тиссен.

– И все же? Сам-то как думаешь? – продолжал настаивать Хаген.

– Наверное, я не карьерист, – произнес Эрих негромко.

– Я тоже так считаю, – снова вздохнул Гюнтер, – но лучше бы ты им был…

…Занимающийся над полем рассвет капитан Набойченко встретил со своими бойцами в окопах на передовой. Грядущий день обещал быть даже по суровым фронтовым меркам тяжелым. Подчиненным майора Деменева предстояло прорвать оборону противника на центральном направлении, выбив гитлеровцев из передовой траншеи, укрепиться на захваченных позициях и удерживать их до тех пор, пока основные силы в количестве двух пехотных и двух мотострелковых батальонов при поддержке танков и броневиков, смяв фланги неприятеля, не возьмут части вермахта в клещи. И сейчас Геннадий в ожидании часа «Хэ», как он сам называл тот момент, когда роты устремятся вперед, прокручивал в голове очередность дальнейших событий.

«В четыре тридцать утра артиллеристы дадут первый залп, – рассуждал про себя капитан, – и будут «лопатить» ближайшую к нам траншею фашистов ровно десять минут, а затем перенесут огонь вглубь оборонительных порядков немцев. В это время или, может, чуть позже с батальонного КНП выпустят три красные ракеты – сигнал к началу наступления. Одновременно с Самохиным и Пал Палычем я поднимаю свою роту и без промедления веду ребят в атаку, благо, что все наши мины уже сняты. Связисты тянут провода следом. Как можно быстрее пересекаем открытое пространство и по проделанным ночью саперами во вражеском минном поле проходам устремляемся к окопам фрицев. Не позднее пяти ноль-ноль мы должны ворваться в первую траншею противника. Если все получится, и немцы побегут, тогда докладываем комбату и ждем дальнейших приказаний. И, само собой, подсчитываем убыль личного состава…»

При мысли о потерях лоб Набойченко прорезала глубокая морщина, а глаза заволокло ледком. Сделав вид, что проверяет отросшую на щеках почти суточную щетину, он принялся деловито ощупывать ладонью свое небритое лицо, неспешно и естественно вертя при этом головой и украдкой наблюдая за расположившимися поблизости бойцами.