Максим Бузин - Снайперы. Огонь на поражение [litres]

– Мне с вами?! Куда?! – все еще не осознавая, что происходит, воскликнул гитлеровец изумленно.

– В маленький круиз на восток, – пояснил Артем, указав взглядом на свой парабеллум. – И прошу – не зовите на помощь, а то могут произойти неприятности!

– Так вот оно что, – оберст-лейтенант вскочил на ноги, резко изменившись в лице, – теперь я все понял, вы оба – советские диверсанты!..

– Наконец-то дошло, – скорчив страдальческую гримасу, со вздохом произнес Кочергин на родном языке. – Эх, арийцы, арийцы! Себя называете «высшей расой», а на поверку выходит – бестолковый вы, фрицы, народ…

Майор сделал знак Буренкову, который, понимающе кивнув, быстро пересек комнату и весьма ощутимо ткнул стволом «МР-40» между лопаток немецкого офицера. Оберст-лейтенант судорожно дернулся, словно получив электрический разряд, а в его глазах сверкнули молнии, но в следующую секунду он внезапно поник и на прямых негнущихся ногах побрел в сторону остававшейся все это время открытой двери. Кочергин опустил пистолет и, чтобы не привлекать внимания, убрал его в кобуру, намереваясь выйти впереди пленного гитлеровца и осмотреться, но тут неожиданно в коридоре распахнулась одна из дверей, послышался звук приближающихся торопливых шагов и в комнату, едва не столкнувшись с Артемом, буквально ворвался долговязый унтер-офицер-связист.

– Господин оберст-лейтенант, – прерывающимся взволнованным голосом крикнул он, – из траншей сообщили – русские танки с десантом движутся к нашим позициям! Что прикажете…

Закончить фразу связист не успел – нож, брошенный Буренковым, тускло мелькнул в воздухе и вонзился унтер-офицеру в шею, войдя по самую рукоятку. Долговязый захрипел и начал валиться направо, но стоявший рядом с ним Кочергин успел подхватить разом обмякшее, практически уже мертвое тело, и мягко опустил его на пол. Затем Артем извлек клинок из раны, вытер лезвие о штанину убитого и, распрямившись, вернул нож Буренкову. После чего пристально посмотрел оберст-лейтенанту, который замер посреди комнаты, прямо в глаза и назидательно произнес:

– Жизнь скоротечна! Не забывайте об этом!..

…Появление на крыльце оберст-лейтенанта вермахта, вышедшего из здания в сопровождении Буренкова и Кочергина, не застало старшину Овечкина врасплох. Уловив боковым зрением движение возле входа, Андрей убрал начищенную до блеска губную гармошку вместе с платком обратно в карман и будто бы невзначай сделал так, что ремень снайперской винтовки медленно съехал с его плеча. При этом выражение лица Овечкина оставалось абсолютно спокойным и невозмутимым. Он мягко присел на корточки и, уже сжимая винтовку в руках, прижался спиной к телеграфному столбу, который решил использовать для поддержания равновесия в качестве некой импровизированной точки опоры, когда придется открыть огонь по противнику. А в том, что без стрельбы здесь не обойдется, опытный снайпер был уверен почти на все сто процентов. Научно обосновать свои ощущения Овечкин, естественно, никогда бы не смог, но лично ему этого и не требовалось, поскольку Андрей собственным чувствам за проведенное на войне долгое время привык безоговорочно доверять.

Пока старшина готовился к бою, его юный товарищ Сергей Поздняков тоже не считал в небе ворон. Зацепив взглядом три человеческие фигуры, показавшиеся из дверного проема, сержант тотчас пододвинул «Мосинку» к себе совсем близко и крепко сжал пальцами шейку приклада, наблюдая за тем, как гитлеровский офицер, напряженно глядя под ноги, скованной и ненатуральной походкой вместе с «почетным эскортом» спускается с крыльца. В отличие от Овечкина, Поздняков в данный момент особо не сомневался, что проводимая диверсантами дерзкая операция завершится тихо и гладко, поскольку все пока шло весьма хорошо и ничто не предвещало возникновения сколько-нибудь серьезных проблем. Однако дальнейшие события показали, что Сергей в своих оптимистичных прогнозах ошибся, а причиной тому стал оберст-лейтенант, которого перспектива отправиться в русский плен, видимо, не прельщала…

…Ступив на твердую почву, гитлеровец исподлобья метнул острый взгляд на караульного, неспешно двигавшегося в его сторону, а затем кулаком с разворота врезал точно в живот оказавшемуся в это время на самой нижней ступеньке Кочергину. Не ожидавший такого «подарка» майор инстинктивно успел-таки напрячь пресс и даже немного податься назад, но удар у фашиста, несмотря на его возраст и отнюдь не богатырское телосложение, все равно получился настолько резким и сильным, что Артем грохнулся навзничь, издав при падении нечленораздельный болезненный вскрик. В следующее мгновение лейтенант Буренков кошкой прыгнул немцу на спину и повалил офицера на землю, чтобы тот не сбежал. Но фриц успел сделать главное – привлечь внимание часовых, которые, фантастически быстро оправившись от удивления, вызванного произошедшей в районе крыльца скоротечной и неожиданной свалкой, синхронно вскинули свои винтовки, безусловно рассчитывая пустить оружие в ход.

И сразу все круто перевернулось. Майор Кочергин, после полученного удара раскорячившийся на ступеньках и испытывавший сейчас сильный болевой шок, с отчетливой ясностью вдруг осознал, что они с Буренковым, который, кстати сказать, забыл о происходящем вокруг и с упоением заламывал пленному гитлеровцу за спиной руки, в один миг из охотников превратились в мишени. Артем попытался достать из кобуры пистолет, чтобы защитить себя и лейтенанта. Но ставшие вмиг непослушными пальцы отказывались ему повиноваться, предательски-подло скользя по всегда такой удобной рукоятке надежного парабеллума. При этом вражеский караульный, тот, что был справа, уже прицелился с расстояния чуть более семи метров Кочергину прямо в лоб. И Артем, глядя, как зачарованный, в расширившееся до невообразимых пределов и одновременно казавшееся ему бездонным черное отверстие винтовочного ствола, вдруг вспомнил собственные слова, которые произнес лишь минуту назад.

«Жизнь скоротечна!» – молнией пронеслось у него в голове.

А потом грохнул выстрел, и Артем моментально весь сжался, скукожился, приготовившись, насколько, конечно, вообще такое возможно, принять пулю, неотвратимо несущую ему смерть. Однако ничего страшного и непоправимого не случилось, и мир в его глазах не померк! Зато фашист, державший Кочергина на прицеле, раскрыл рот в отчаянном немом крике и рухнул в траву. Еще не сообразив, что же случилось, но помня, что часовых было двое, Артем выхватил, наконец, пистолет, однако воспользоваться им не успел – отрывистый громкий хлопок еще одного выстрела и звук падающего тела практически слились воедино, а затем наступила давящая на мозги тишина. Кочергин завертел головой и, мимоходом отметив перезаряжающего винтовку Позднякова, в следующее мгновение встретился взглядом с присевшим возле телеграфного столба старшиной. Лицо Овечкина было невозмутимым, а из ствола СВТ-40, по крайней мере, так показалось Артему, вился слабый дымок.