Игорь Подколзин - Обвиняется в измене?..

Наконец остановились у одного из домов: мальчик постучал в темное окно. Бледным пятном мелькнуло за стеклом чье-то лицо и исчезло, стукнула щеколда, открылась дверь:

— Кто тут? — спросил женский голос.

— Дядьки Осипа племянник, — ответил мальчик. — Мать гороху просила.

— Сами на овсе сидим, если не побрезгуете, поделимся… Проходите.

Вошли в темные сени. Хлопнула, закрываясь, дверь, открылась другая, ведущая в освещенную коптилкой комнату с завешенными окнами. Петре смело шагнул за порог и поздоровался с сидевшим у стола мужчиной.

— Здрасьте, дядя Осип.

Антон огляделся. Убогая обстановка, давно небеленая печь, около которой встала средних лет женщина в цветастом, застиранном переднике, приоткрытая дверь в соседнюю комнату с железной кроватью под лоскутным одеялом. За столом — мужчина с бородкой. Гладко зачесанные назад волосы, худощавый, на вид — лет пятьдесят. Одет просто: поношенная пара и темная рубаха.

— Ждем, — мужчина встал, поздоровался, подав крепкую шершавую ладонь. — Располагайтесь. Это жена моя Елизавета Петровна, а я Осип Герасимович.

Петька подошел к чекистам, по-взрослому подал руку и, пожелав удачи, ушел. Волков заметил, как, провожая его, хозяйка почти силком втиснула в карман мальчика какой-то сверточек, — хлеб, наверное.

— Вот, тут и поживете, — шире раскрыв дверь во вторую комнату, хозяин показывал на кровать и топчан. — Автоматики ваши лучше припрятать от греха подальше. Окно в сад, за забором овраги, утречком осмотритесь. Есть у нас чердак, с него замок хорошо видно.

— Это дело, — одобрил Семенов, вешая на гвоздь ватник. — Как с документами?

— Есть для вас два аусвайса, настоящие, — Осип Герасимович подал им серо-зеленоватые книжицы в орлом и свастикой на обложках. — Город знаете?

— Только по планам, — не стал скрывать Антон.

— Поправимое дело, — улыбнулся хозяин. — По одному выведу и покажу все проходные дворы. Немеж не Минск, освоитесь быстро, но зря на улицах мелькать не стоит. Курите? Тогда пожалуйста, я сам курящий. Если что надо передать на маячок, то в первое время лучше через меня или Лизавета сходит.

— Ясно, — Семенов сел на кровать и начал стягивать с ног сапоги. — Как соседи ваши, любопытные?

— Таракановка, — усмехнулся Осип. — Так поселочек наш прозвали. Всякие люди живут, но в основном хорошие. Думаю, неприятностей не будет — люд бедный, при панах голодовали, перебивались случайными заработками, извозом занимались, а теперь, почитай, одни старухи. Немцы и полицаи навещают нас редко, не нравится им соседство с выгребными ямами, а мы не жалуемся. Так что отдохните пока, а потом покалякаем.

— Второй выход есть? — устраиваясь на топчане, спросил Антон.

— По чердаку можно пройти на сеновал, а оттуда спрыгнуть на соседнюю улицу. Покойной ночи.

Хозяин вышел, притворив дверь. Лежа, Волков полистал аусвайс на имя Станислава Бранкевича, сорока лет, уроженца города Минска, поляка по национальности, коммерсанта. Утром надо начинать работу. Хотя начали ее уже давно, еще до вылета сюда.

Осип Герасимович ему понравился — не суетливый, обстоятельный, чем-то похож на школьного учителя. Колесов, помнится, говорил, что это самая надежная явка, долго находившаяся на консервации. Поглядим.

Задув коптилку, он долго лежал в темноте. Притихли за стеной хозяева, тихо дышал задремавший Семенов, и Антов боялся потревожить его неосторожным движением или скрипом топчана — Павел Романович спал очень чутко.

Вот они и в Немеже. Совсем рядом, буквально в каком-то километре от них, спят в своих постелях оберфюрер Бергер и фон Бютцов, где-то тут высится мрачной громадой тюрьма СД, в которой сидели в камере смертников переводчик Сушков, работавший у немцев по заданию партизан, и Семен Слобода. Здесь должна быть рвзгадана тайна его побега со станции и окончательно решек вопрос об обвинении в измене командующего фронтом.

«Ну, что же, начнем путь по дороге, на которой не осталось следов», — подумал Волков, закрывая глаза.

К парикмахерской, где работала Нина, Антон пришел во второй половике дня. Побродив по улицам, убедился, что за ним никто не увязался, и пару раз прогулялся мимо парикмахерской, выжидая, пока ее покинет сидевший в кресле клиент.

Нину он узнал по описаниям Колесова и Осипа — высокая, чернявая, с тонкими чертами лица, она, наверное, нравилась многим мужчинам. Кресло, которое она обслуживала стояло у окна, и, проходя мимо, Антон слышал, как Нина смеялась в ответ на незамысловатые комплименты клиента — пожилого усача с красным лицом. Завтра приходить сюда не имело смысла — через день парикмахерша работала на немецком аэродроме.

Дождавшись, пока усач расплатится и уйдет, Волков вошел в парикмахерскую. В теской прихожей никого, в маленьком зале стояло два кресла — оба свободны. Нина заметала волосы с пола, второго мастера не было — сегодня его очередь брить немецких асов.

Усевшись в кресло, Антон посмотрел на себя в большое, чуть зеленоватое зеркало. Ничего. Правда, плохо выбрит.

— Что пан желает? — встряхивая салфетку, спросила девушка.

— Побриться.

Она укутал» его простыней, подложила под подбородок свежую салфетку в начала взбивать пену в маленьком тазике.

— Вам привет от отца, — глядя на Нину через зеркало, тихо сказал Волков.

Она слегка вздрогнула, но тут же овладела собой в, чуть улыбнувшись, ответила на пароль:

— Он еще меня помнит? Лучше бы прислал денег.

— Сам нуждается, надеется на вашу помощь.

Легкими движениями она начала намыливать щеки сидевшего в кресле Антона, внимательно разглядывая его.

— Вас надо постричь, — негромко сказала Нина. — Стрижка немецкая, а местные таких не носят.

— Я мог постричься у немецкого парикмахера? — уточнил Волков.

— Нет, — горько усмехнулась она, — там только для немцев. Я поправлю?

— Если можно, — попросил Антон. — Где бы мы могли спокойно поговорить?

— Здесь никого, говорите, — она ловко водила по его щекам бритвой, потом начала щелкать ножницами, поправляя стрижку на затылке.

— Лучше все же не здесь, — настаивал Волков: ему не хотелось долго задерживаться в парикмахерской. В любой момент может появиться новый клиент и разговор придется прервать. К тому же, нет гарантии, что никто не войдет в зал ожидания и не притаится там, подслушивая их, — двери открыты, окна тоже, на улице ходят люди и неизвестно, что они собой представляют. И потом, стоит поглядеть, не тянется ли за Ниной хвост?

— Хорошо, — согласилась она. — Знаете, где я живу?

— Да, но дома тоже не очень удобно. Лучше я вас встречу по дороге. Договорились? Кстати, что есть примечательного у вашего родителя?

Это был контрольный вопрос, и он задал его, чтобы она немного успокоилась и больше доверяла неожиданно появившемуся незнакомцу с немецкой стрижкой. Надо же было там, в Москве, не предусмотреть этого?!