Станислав Китайский - Поле сражения

Он шёл с ними потому, что верил в их правоту. Знал, что поможет им избежать ненужных жертв и не даст превратиться в толпу. Много надо труда и доброты, думал он, чтобы унять эту первородную злобу униженного, чтобы возвысить тёмного мужика до положения человека на земле.

Машарин вспоминал, курил, и при каждой вспышке спички дворник Аким вздрагивал и спрашивал, не утро ли уже. Когда стало светать, Машарин уснул, и ему снилась война. Кроме войны, ему редко теперь что снилось.

Утром он посетил знакомого врача, выслушал его советы и пошёл бродить по городу.

– Ваше благородие! – окликнули его, когда он собирался свернуть в свой ковчег на Солдатскую. – Поручик Машарин!

Александр Дмитриевич остановился. К нему подбежал запыхавшийся белобрысый юноша, чем-то очень знакомый и в то же время абсолютно неизвестный.

– Простите. Не узнаёте? Вольноопределяющийся Ягудин, – напомнил он. – А я вас сразу!

Теперь Машарин вспомнил, как, отступая по волынским болотам, он тащил на себе этого молоденького ополченца, обезумевшего от страха и вида крови.

– Никакой я не поручик, – сказал Машарин, – я теперь штафирка.

– Понимаю, – сказал Ягудин и оглянулся. – Простите, сорвалось. Обрадовался встрече. Надо бы угостить вас, спасителя моего, да вот, ей-богу, нечем… Но теперь недолго таиться. Сегодня мы большевикам потроха выпустим!

– Кто это – мы? И почему сегодня?

– Как? Вы не… Я думал…

– Я только с поезда. Так кто же мы?

– Мы это мы. Приходите к одиннадцати на Тихвинскую к кирхе. Я за вас поручусь. Я верю – вы истинный патриот! Приходите! Только больше никому!

– А без меня нельзя обойтись?

– Обойтись, конечно, можно. Нас хватает. Пять офицерских сотен, гору можно свернуть, не то, что голову большевикам. Для вас же хотел приятное сделать, – обиженно сказал Ягудин.

– Приятное… Ваши же и пристрелили бы меня, как лазутчика.

– Пароль – «Ищу адресок дамочки». Там проведут. Я побежал. До встречи!

Ягудин лихо козырнул и, улыбаясь детскими глазами, подмигнул: всё, мол, прекрасно.

В губчека было многолюдно.

В коридоре толпились, жались на скамьях и в проходах вызванные и задержанные.

Усталые красноармейцы дремали с открытыми глазами у дверей.

По лестницам сновали серьёзные, самоуверенные сотрудники, не обращавшие ни на кого внимания.

Машарин пробился к стриженой секретарше и протянул заготовленную записку: «Прошу предчека принять меня по поводу белогвардейского заговора».

Девушка прочитала и молча кивнула ему, взяла со стола ещё какую-то бумажку, зашла в кабинет и быстро вернулась.

– Заходите!

– По очереди, гражданин, по очереди! – закричал, соскакивая с места, клетчатый приказчик. – Я тоже к начальнику. У меня тоже срочно!

– Чего ты кричишь? – урезонил его сосед. – Тебе же не оттуда, тебе же только туда.

Очередь мрачно усмехнулась.

Машарин, не отвечая на реплики, пошёл к кабинету.

– Оружие? – спросил у двери часовой.

– Не имею.

На всякий случай часовой провёл руками по его карманам.

– Проходи.

В кабинете за разными столами, составленными буквой «Т», сидели два усталых человека. Тот, что помоложе, круглый лицом, усатый, подозрительно взглянул на Машарина и предложил сесть. Другой, очкастый интеллигент, даже не оторвал от бумаги клинышка уставленной туда бороды.

– Вы председатель чека? – спросил Машарин круглолицего.

– Я зампред, Черевиченко. Это мой помощник. Значит, вы насчёт заговора. Что за заговор? Откуда вам известно о нём?

Машарин рассказал о встрече с Ягудиным.

– А вы, значит, бывший офицер и решили помочь нам? А может, только отвлечь нас, заманить в ловушку? Почему мы должны верить вам?

– А вы не верьте, – посоветовал Машарин.

– А я и не верю! – почти крикнул чекист. – Я никому не верю, а бывшим офицерам особенно. Каждый третий шпион, а каждый второй скрытая контра.

– Я командир Красной армии и прошу разговаривать со мной в подобающем тоне, – сказал Машарин. – Вот документы.

Он протянул Черевиченке мандат и медицинское предписание. Чекист придирчиво просмотрел документы и протянул их помощнику.

– Таки дела, значит, – произнёс он, – вся страна воюет, а бывший командир полка Машарин решил поберечь собственное здоровье. Хотя, – он посмотрел на исхудалое лицо Машарина, – вам действительно отдохнуть недельки две не помешает. Рана затянулась? Ну и хорошо… В какой партии состоите?

– В РСДРП. С ноября. Большевик.

– Откуда родом? Сословие?

– Местный. Из золотопромышленников. Инженер.

– Ого! – повернулся он к помощнику.

Тот, улыбаясь, кивнул.

– Ну, рассказывайте!

Машарин кратко, стараясь не упустить ничего важного, рассказал о себе.

Черевиченко слушал внимательно, не перебивая и не торопя. Ему приходилось встречаться с профессиональными революционерами из аристократических фамилий, и он не очень удивлялся этому, хотя не совсем понимал, что заставляет их идти в революцию, и никогда не верил им до конца.

– Скажите, – решил он ударить Машарина по самому больному месту, чтобы окончательно прояснить для себя этого человека, – а совесть, – у вас ведь, интеллигентов, на первом месте совесть, – совесть не будет вас мучить, что вот этот Ягудин доверился вам, а вы как бы донесли на него?

– Будет, – сказал Машарин. – Но она меня бы ещё больше мучила, если бы я не предупредил готовящейся Варфоломеевской ночи. Я видел результаты подобных выступлений на Дону. Там большевиков вырезали семьями, не щадя и маленьких детей. Так что совесть мою оставим в покое.

– Хлипкий вы, интеллигенты, народ… А чем думаете заняться после выздоровления?

– Я инженер. Думаю, что инженеров нам понадобится больше, чем до войны. Так что пригожусь революции.

– Верно, верно. И то, что «нам», а не «вам», тоже хорошо. Только сейчас нам больше нужны толковые командиры, а не инженеры. Ну, это мы посмотрим… Значит, они намерены выступить сегодня. Пятьсот офицеров – это сила. В районе кирхи их соберётся человек пятьдесят от силы. А где соберутся остальные? Какой план их действий? Днём раньше мы могли бы подставить вас к ним… Пошли бы?

– Пошёл бы.

– Бы, бы… Придётся что-то выдумывать… Вот что, товарищ Машарин, сейчас мы вас арестуем. Так надо. В камере разыграйте из себя белого. Пробираетесь к своим. Сцапали вас случайно, как семёновского шпиона. Доказательств у нас никаких нет. Биография подлинная… Да, богатый у вас папаша! Таки дела. Всё объясню потом.

Позвали часового, и он увёл Машарина.

– Во-от, а ты его пропускать не хотел! – весело съязвил сосед клетчатого приказчика. – Гражданин торопился на тот свет. Зачем поперёд него лезть?

В подвальной камере, куда часовой препроводил Машарина, сидело уже человек двадцать. Тусклый пыльный свет, падавший на серый пол сквозь грязное и затенённое оконце, едва освещал фигуры людей и тут же поглощался серыми шершавыми стенами. От этого арестованные выглядели зловещими призраками.