Сергей Борзенко - Огни Новороссийска [Повести, рассказы, очерки]

— Из остатков моста сколачивать плоты и перевозить орудия на плотах… Понятно?

Комендант послал вперед взвод солдат, чтобы задержать продвижение гитлеровцев, а сам сел на землю и вдруг застонал, скривив запыленное лицо.

— Что с вами?

— Осколком задело, — он повернулся. Брюки его были разорваны и до самых сапог покрыты бурой, запекшейся кровью. Он снял брюки, осколок мины вырвал из ягодицы кусок мяса величиной с кулак. Раненого перевязали, но он никуда не уходил, руководил постройкой плотов и перевозкой на них орудий.

Когда все пушки переправили на наш берег, комендант подошел к лейтенанту.

— Был человек, а что осталось?.. Художник! Видимо, надо иметь большую наглость, чтобы входить в искусство с написания автопортрета.

— Так ему и надо, — в один голос ответили несколько красноармейцев.

— Не обезвредь я его, поднялась бы паника, и тогда погибли бы и орудия и люди. Сомнением заразить легче, чем верой. Так, один дурак забросит ключ в воду, а семеро умных не смогут его достать, — словно оправдываясь, сказал комендант и впервые улыбнулся. Улыбка у него была детски чистая.

Мы переправились с ним через реку. Четыре мины разорвались на воде, не причинив никому вреда.

К вечеру нагнали штаб дивизии, расположившийся в какой-то роще, изувеченной снарядами. Комиссар дивизии Степанов пригласил нас к себе в палатку. Повар Гриша поставил на стол богатый ужин. Щелкнув пальцами, произнес:

— Антик с гвоздикой!

Комендант переправы открыл стеклянную банку с клубничным вареньем, попробовал его, да так с ложкой в руках и уснул, уронив голову на стол, застланный газетой, в которой было напечатано решение Государственного Комитета Обороны об организации трех направлений. Главнокомандующим нашим Юго-Западным направлением назначен Маршал Советского Союза С. М. Буденный.

Проследив за моим взглядом, Степанов сказал:

— На нашем направлении противник сосредоточил восемьдесят дивизий и бригад, тысячу танков и тысячу триста самолетов.

Редакцию газеты «Знамя Родины» вместе со штабом армии мы нашли в густом лиственном лесу. Я сел писать о коменданте переправы. Редактор сказал, чтобы заметка не превышала двадцать строк.

Двадцать строк! И в них должна вместиться вся жизнь капитана Барховича на войне. Писать коротко — большое искусство. Чем меньше статья, тем труднее писать.

Наступила ночь. Было темно, хоть глаз коли. Меня поставили часовым. Я ходил с автоматом вокруг палатки, охраняя сон товарищей.

Думалось о судьбе Родины и о своей личной судьбе. Я радовался тому, что работаю военным корреспондентом. Профессия журналиста — интереснейшая в мире, человеческая, я бы сказал, профессия. Надо много видеть и знать. В годы индустриализации не было такого завода, такой стройки на Украине, где бы я не побывал. Работать приходилось в политотделах МТС, на хлебозаготовках и посевных. Корреспонденты всегда направлялись на передовые позиции страны. Вот и сейчас я бываю в разных дивизиях, полках, на различных участках Южного фронта; встречаюсь со многими интересными людьми и благодарю судьбу за то, что мне все это дано увидеть.

Отправляясь на фронт, я злился на себя за то, что, давно догадываясь о предстоящей войне, многому необходимому на фронте не научился. Это чувство, наверное, испытывали многие в начале войны, но сейчас оно уже почти прошло. Лучшие саперы, о которых приходилось писать, научили меня разбираться в коварных немецких минах-ловушках. При каждом удобном случае я учусь бросать гранаты, стрелять из пушек, пулеметов и автоматов разных систем. В свободные минуты занимаюсь немецким языком, которого не смог осилить в детстве, по учебнику Глезер и Пецольд. Очевидно, все приходит в свое время.

На войне надо было быть прежде всего солдатом, а потом уже корреспондентом, доктором или инженером. Если ты не будешь знать того, что знает солдат, ты не сможешь ничего сделать и будешь убит в первом, от силы во втором или третьем бою. Если ты будешь избегать передовых позиций и всеми правдами и неправдами околачиваться в тылу, то и там тебя достанет снаряд или бомба.

Так думал я, расхаживая по мокрым прошлогодним листьям, вытянув вперед руку, чтобы не натолкнуться на дерево.

На рассвете сменили караул, я вошел в палатку напиться воды и увидел заместителя редактора. Жуков сидел на табурете, покуривая цигарку.

— Товарищ Аксенов. Сегодня поезжайте в Новую Ушицу. Туда подходят немецкие танки. Их там должны задержать во что бы то ни стало, или все пойдет прахом, — сказал он мне, поглаживая рукой стриженую голову.

И вот я в Новой Ушице — большом местечке, расположившемся на горе. Внизу кипит стремительная речка, вращает бархатные, зеленые от плесени колеса водяной мельницы, обдает все вокруг прохладой. Мирный уголок, не знавший ни слез, ни крови.

Разведка донесла, что к местечку со стороны Миньковцев по шоссе движется крупная механизированная часть немцев с тяжелыми танками в голове.

— Пощипаем фашистов, — говорит наводчик Яков Кольчак, худенький юноша с крупным ртом.

— Зададим им перцу, — отвечает ему командир батареи Михаил Лабус.

Хорошие, красивые парни.

Еще тихо, но в воздухе пахнет боем. Саперы на шоссе устанавливают противоклиренсные мины, обычные противотанковые мины, взрыватели которых связаны со стальным прутком. Такая мина рвется даже в том случае, если окажется между гусеницами танка. Эти мины соединялись попарно, при вытаскивании одной мины взрывалась вторая, связанная с ней замаскированным шнуром.

Наводчик Кольчак сидит на стволе 76-миллиметровой противотанковой пушки и подшивает к гимнастерке чистенький подворотничок. Командир орудия Михаил Тарасенко бреется, опуская кисточку в конскую цибарку с водой. Он родился в 1912 году и хотя никогда не носил усов, сейчас оставил их и посматривает в зеркало — идут ли они ему. Товарищи его подсмеиваются над усами.

Какой-то красноармеец пишет письмо. Я вижу крупные, почти детские буквы, читаю: «Мир прекрасен, моя дорогая». Кому это он пишет накануне боя — жене или невесте, но эти строки каждый поймет и оценит.

Оглядываюсь кругом.

Батарея стоит в саду, залитом солнечными лучами. Вокруг летают пчелы, пахнут цветы, плоды свисают с отягченных ветвей, где-то стрекочет лобогрейка, а напротив раненый красноармеец тихонько играет на гармошке. Он сидит, улыбаясь, опершись спиной о сухой плетень, у которого стоит загорелая девушка и заплетает косу.

Да, мир прекрасен. И заросли кукурузы, и клеверные поля, и ласточки, шныряющие в поднебесье, и этот раненый парень, и девушка. Если бы не война, как хорошо жили бы люди на советской земле!

Я подошел к сержанту Михаилу Тарасенко — командиру орудия.