Сергей Борзенко - Огни Новороссийска [Повести, рассказы, очерки]

У генерала был большой опыт. Тридцать лет пробыл он в строю, двадцать четыре года в партии. Всем своим военным и партийным чутьем понимал, что из тысячи минут боя нужно выбрать одну, самую верную, бросить все силы, сразу смять врага и уничтожить его. Надо было найти эту минуту, не ошибаясь.

Несмотря на то, что более молодые командиры торопили его, он всем своим сердцем солдата понимал, что время это еще не наступило.

Каплин доложил о больших потерях. Полковой комиссар Быков, находившийся рядом, предложил отойти, чтобы сберечь людей. Генерал согласился и отдал приказ покинуть станцию, отойти на командные высоты, дать возможность переправиться двум батальонам немцев, контратаковать их и сбросить в реку.

В три часа дня полк Каплина, поддерживаемый с юга, со стороны шоссе, пехотными полками майоров Овчаренко и Дорожкина, а также артиллерией, стремительно, в конном строю, обрушился на фашистов.

Впереди с обнаженным клинком во весь карьер мчался черный и высокий капитан Асланбек Кайтмазов. Молодой азарт его передавался полку. Недаром капитан получил первый приз на конных состязаниях в Персияновке, где формировалась дивизия.

Фашисты побежали назад беспорядочной толпой. Прижатые к озеру, пытались спастись вплавь. Многие утонули, многие были перебиты. Ни один не добрался к своим.

День кончился. Солнце закатывалось, и близлежащие холмы казались кроваво-красными.

Электростанция по-прежнему оставалась в наших руках. Но разведка доложила генералу о движении к месту боя первой горно-стрелковой немецкой дивизии, о концентрации противника на юге, в селе Палагеевка, со стороны которой выход на шоссе был прегражден безыменной двухметровой речушкой, не представлявшей никакого препятствия. Лошади переходили ее вброд, не замочив колен.

Случилось то, что предвидел и чего боялся генерал. С подходом резервной дивизии противник получал пятикратное преимущество в живой силе и семикратное — в огневых средствах.

Надо было выстоять во что бы то ни стало. Это все понимали, и каждый поклялся умереть, но выстоять.

Третьи сутки генерал не смыкал глаз. Третьи сутки не спала вся дивизия.

С наступлением темноты гробовая тишина воцарилась над полем боя. Туман сгустился гуще прежнего. Даже в девять часов утра нельзя было разглядеть озеро.

Пользуясь туманом как прикрытием, фашисты подвели два пехотных полка к водохранилищу, к месту, где впадает в него прохладная река Кринка. Саперы принялись наводить мост.

К одиннадцати часам мост был готов. Альпийские стрелки бросились по нему бегом, но их тотчас накрыли снаряды Колосова. Полетели кверху бревна, сооружение рухнуло в воду.

К полудню туман стал рассеиваться, видимость улучшалась с каждой минутой. На флангах затрещали пулеметы. Канонада и стрельба слились в один гул, в котором можно было отличить нашу крупнокалиберную артиллерию.

Трижды противник пытался переправиться и трижды с большими потерями был отбит.

Наконец, атакой с юга оккупантам удалось вклиниться в наши части, которые теперь попадали под сильный фланговый огонь. Цепляясь за каждый бугорок, используя каждую складку местности как прикрытие, казаки стали отходить.

Но инициатива по-прежнему оставалась в руках Кириченко. Он приблизил свой командный пункт к месту боя. Слез с седла, расправляя отекшие ноги. Лицо его было полно сосредоточенной решимости, круглые серые глаза горели.

Казаки весело приветствовали его.

— Ну, как герман дерется? — спросил он у подошедшего забинтованного Колесниченко.

— Слабше нашего, — ответил солдат, расправляя мокрые усы.

Кругом шел бой. Подлетали мокрые, на мокрых конях офицеры связи с докладами.

— Противник ворвался в город и атакует высоту 181,4, намереваясь перерезать шоссе и окружить наши части.

Вот она, минута, решающая участь сражения!

Генерал удачно выбрал момент решительного удара и бросил вперед свежий резервный полк майора Ялунина.

Первый эскадрон старшего лейтенанта Ярошевского пошел по шоссе. Четвертый эскадрон младшего лейтенанта Горохова бросился в лоб на противника. С эскадроном был начальник штаба — капитан Осадчий и комиссар полка старший политрук Тымченко.

Сам Ялунин двигался с двумя эскадронами: Приходько и Ермоленко. Ладно сбитый, в черной кавказской бурке, придававшей ему сходство с Чапаевым, скакал он впереди своих конников с обнаженным клинком.

Двенадцать тачанок с пулеметами, каждая запряжена четверкой резвых коней, развернулись и с высоты пошли вдоль железной дороги, навстречу врагу.

Став на огневой рубеж, тачанки развернулись, и пулеметы засыпали врагов пулями. Фашистские офицеры, не дорожа жизнью своих солдат, повели их на огневые точки.

Пулеметчик Фома Гринкин, залегший в водосточной канаве под насыпью железной дороги, один сдерживал роту пехоты. Пулемет его так удачно был установлен, что в сектор обстрела попадало широкое пространство, тогда как сам он оставался почти неуязвимым.

Но с пулеметом что-то случилось, он перестал работать. Гринкин видел фигуры бегущих навстречу разъяренных, с перекошенными лицами врагов, но у него хватило мужества в такую минуту разобрать оружие, прочистить замок и в упор расстрелять взвод фашистов.

Осколок снаряда ударил пулеметчика. Убитый Гринкин не выпустил ручки затыльника, и пулемет, за которым лежал мертвец, продолжал стрелять. Это было настолько страшно, что фашисты прекратили атаку и залегли, уткнувшись лицами в мокрое, пахнущее тленом поле.

В этот день даже тяжелораненые не бросали оружия.

Немцы потеснили спешившихся казаков. И вдруг из-за холмов показалось девять, а потом еще двенадцать советских бомбардировщиков. Они засыпали фашистов бомбами, расстреливали из пулеметов. Кверху летело оружие, разорванные тела гитлеровцев.

Появление родных самолетов как бы вдохнуло энергию в уставших бойцов. Раздалась команда:

— По коням!

Ее зычно повторили казаки.

Словно вихрь, пронеслась кавалерия, сверкнули клинки, и начался сокрушительный бой, от которого замирало сердце. Фашисты бежали по склонам, им некуда было укрыться, клинки настигали их всюду. В страхе шарахались кони от трупов. И тогда все двадцать немецких орудий, не считаясь с тем, что на склонах, кроме казаков, были и фашисты, стали бить по ним беглым огнем.

Руководил схваткой Ялунин. К нему со всех сторон сходились сведения, он был в курсе каждого события, бросал вперед подразделения, заставлял одних залечь, других подняться, третьих заходить во фланг.

Связь между эскадронами и командиром полка, между ним и Кириченко осуществляли три казака: Трегубов, Бушнев, Мазур.

Там, где спешенные бойцы пригибались к мокрой земле, офицеры связи проносились бешеным галопом на своих огромных конях. Казалось, сама смерть боялась коснуться этих отчаянных людей.