Сергей Борзенко - Огни Новороссийска [Повести, рассказы, очерки]

1960 г.

«Украина» отошла от шумной одесской гавани и взяла курс на Севастополь. На борту Иван Николаевич Квасоля узнал, что в Севастополе корабль простоит всю ночь. А следующая ночевка — в Новороссийске.

Это и опечалило и обрадовало его. Ночевки в портах удлиняли путь, но зато появилась непредвиденная возможность побывать в Новороссийске, куда он давно собирался.

Подполковник с добрым, простодушным лицом объявил Квасоле:

— Пассажирским судам не рекомендуется ходить ночью. Вот и ночуем под боком у матушки-земли. Так- то оно спокойнее.

— Я очень доволен ночевками в портах, — ответил Квасоля, протягивая ему жилистую загорелую руку и называя себя.

Разве знал его спутник, что значил в жизни Квасоли Новороссийск? Это счастье, что корабль на ночь бросал якорь в Цемесской бухте. Можно побывать в городе, побродить по его улицам.

Иван Николаевич закрыл глаза, и Новороссийск предстал перед ним таким, каким он видел его в последний раз, — гигантская каменоломня без единого деревца, и среди кирпичных глыб присыпанные цементной пылью трупы советских матросов и немецких солдат. Тогда он дал слово обязательно приехать в этот город после войны.

Впервые Иван Николаевич ехал на юг отдыхать. Доктора прописали ему знаменитые мацестинские ванны, чтобы изгнать ревматизм, схваченный в окопах.

Турбоэлектроход «Украина» — многоэтажный плавучий отель — потрясал размерами и быстротой хода, удивлял зеркалами, бархатом, мебелью из орехового дерева. Переборщили лишь с музыкой. Из бесчисленных репродукторов, установленных во всех концах корабля, гремели популярные песенки и фокстроты, записанные на пластинки. Пассажиры соседних кают, поставив чемоданы, тотчас включили приемники. Квасоля вежливо постучал в стенки, окрашенные масляной краской, но ему никто не ответил. Музыка неистовствовала, и ему ничего не оставалось, как уйти от нее подальше, на корму.

За кораблем летели чайки. Красивые белые птицы с изогнутыми черными на концах крыльями, повиснув на мгновение в воздухе, с пронзительным криком бросались в пенистые волны, вытаскивая оглушенную винтами рыбу. Сощурив глаза, Иван Николаевич долго смотрел на кромку берега со сверкающей песчаной косой, похожей на острие ножа. Он вспомнил, как поплыл с этой косы в море, когда была оставлена Одесса. На что тогда мог он надеяться? Всю ночь он провел в воде. Плыть было мучительно трудно. Крупная волна била в лицо, и горькая вода через нос попадала в горло. На рассвете, когда берег исчез из глаз, его подобрали рыбаки, бежавшие в Крым на моторном баркасе. У рыбаков вышла пресная вода, и они поили его вином, которым он никак не мог утолить жажду. Но обо всем этом он никогда никому не рассказывал и не вспоминал. Война кончилась, и люди как бы стали забывать пережитое.

Все репродукторы умолкли одновременно, как по команде: радиоузел прекратил свою работу. Иван Николаевич открыл глаза. Две девушки в расписанных цветами платьях смотрели на него и улыбались. Он улыбнулся в ответ и пошел в каюту. Ему все время, как только он ступил на корабль, хотелось быть одному, наедине со своими мыслями. Корабль покачивало. Сняв ботинки, Иван Николаевич лег на удобную койку и незаметно уснул.

Голоса, визг лебедок, звонки машинного телеграфа разбудили его. В открытый иллюминатор врывались красные лучи заката, виднелся кусок каменной стены форта — весь в осколочных дырах, словно в оспинах. Иван Николаевич торопливо оделся и вышел на нос корабля. В лицо ударил прохладный ветер. Подполковник опустил ремешок фуражки на подбородок. «Украина» входила в Севастопольскую бухту. Слева по борту как бы проплыл стоявший на якорях и бочках линкор. Матросы выстроились на палубе. Был торжественный час спуска флага. Иван Николаевич невольно стал во фронт. Подполковник улыбнулся:

— Какое-то странное состояние у меня, будто приехал в места, где прошло детство, все знакомо и так много напоминает, — задумчиво произнес подполковник. — Я ведь защищал Севастополь. Отжали нас к Херсонесскому маяку, и мы дрались там за баррикадами, сложенными из трупов убитых товарищей. Тогда даже мертвые продолжали служить.

— Вот именно, — согласился Иван Николаевич, проникаясь чувством дружбы к своему спутнику. Подполковник высказал ему его же собственные мысли.

Медленно пришвартовались к пристани. Утомленные дневным перелетом, чайки, тяжело взмахивая крыльями, улетели на ночлег к глинистым обрывам. Матросы спустили трап. Пассажиры, толпясь, сошли на пыльный берег покупать копченую ставридку с тонкой золотистой кожицей, славившуюся своим нежным вкусом. В каютах запахло рыбой. Море стало совсем черным, и противоположный берег бухты угадывался лишь по гирляндам желтых огней.

На железных башнях крейсеров запрыгали знакомые проворные огоньки азбуки Морзе. Ивану Николаевичу захотелось поделиться мыслями о войне, но он хорошо знал, что понять его сможет только фронтовик. Он шел по кораблю, то поднимаясь, то опускаясь по бесчисленным лесенкам, в надежде отыскать подполковника. Но его нигде не было.

— Ваш товарищ сошел на берег, — сказал коридорный. — Очень уж им охота побродить по улицам. Они воевали здесь. Боюсь, как бы не опоздали к отплытию. Завсегда уже так — хочется взглянуть на землю, на которой тебя могли убить, да не убили.

Иван Николаевич поужинал в ресторане, вернулся к себе в каюту, взял в руки книгу. Но внимание рассеивалось, мысли летели прочь, и он поймал себя на том, что читал, не понимая прочитанного. Книгу пришлось отложить.

Наверху, в салоне, танцевали, где-то азартно стучали костяшками домино. Иван Николаевич поднялся в салон, постоял немножко в сторонке, посмотрел на шумную, веселую молодежь и вышел на палубу. Сел на слабо освещенную скамью так, чтобы видеть крутую лестницу трапа, — ждал возвращения подполковника.

Набережная постепенно опустела. Вот, обнявшись, отошла от перил палубы последняя пара. Время текло, и склянки на военных кораблях в бухте отбивали спокойное его течение. Спать не хотелось, Иван Николаевич сидел на скамье, слившись с тенью, отбрасываемой спасательным ботом на стену. Он видел, как гасли звезды. Короткая южная ночь окончилась, начиналось утро. Небо на востоке посерело, стало светлеть, по палубе, потягиваясь, прошел матрос, внизу настойчиво застучала машина, раздались голоса.

На берегу с плетеными корзинами в руках появились торговки ставридкой.

Иван Николаевич взглянул на набережную и обрадовался. По камням быстро шел подполковник, на ходу застегивая пуговицы белого кителя, держа в левой руке фуражку. Седеющие волосы его прилипли к вспотевшему лбу.

Я так и думал, что вы не ложились! — крикнул подполковник, увидев Квасолю. — В таком городе трудно уснуть!