Василий Соколов - Крушение

Пусть и поздно, но сейчас Гальдер с горечью пытался мысленно проследить, как же немецкая армия смогла зайти в тупик. Во время успешного развития наступления нынешним летом Гитлер всячески внушал мысль о том, что сопротивление русских окончательно сломлено, что осталось взять то, что уже лежит. Исходя из этого, он приказал перебросить столь необходимые 6–й армии танковые соединения на юг от Сталинграда, где противник усилил свое сопротивление. Затем, когда войска форсировали Дон, фюрер поставил новую задачу: захват Кавказа и прорыв до линии Батуми — Баку. По мнению Гальдера, вместо единой наступательной операции с главным ударом на Сталинград начались две различные операции. Одновременно их можно было бы предпринять в том случае, если бы для этого имелись достаточные силы. Но такими силами ставка уже не располагала. И вот теперь многое из того, что было брошено на эти решающие участки, русские перемололи. А Гитлер все стоит на своем.

Войскам, которые брали Севастополь и готовились к наступлению на Дону, он, Гитлер, вдруг отдал приказ о переброске на север, под Ленинград. Это уж ни в какие рамки стратегии и оперативного искусства не лезло. И как это Гальдер тогда со всей решимостью не протестовал перед фюрером! Верил, что русская армия всюду разваливается и осталось только ее добить? Или боялся высказать собственное мнение вслух? Возможно. Теперь, наконец, Гальдер начинал понимать, что фюрер со своей властной натурой, не признающей границ возможного, изрекает, как закон, свои сумасбродные желания.

Правда, Г альдер доказывал фюреру, что с продвижением войск на восток и юг протяженность фронта будет все больше возрастать и будут высосаны все имеющиеся оперативные резервы. Доказывалось это весьма деликатно, что, дескать, союзные нам войска могут до поры до времени восполнить нехватку резервов. Они, разумеется, уже действуют на Дону, нр удовлетвориться ими можно до тех пор, пока противник не переходит в наступление. А если, не дай бог, это случится, то союзники не сдержат фронта, побегут…

Смогут ли русские собраться с силами и перейти в наступление? Трудно судить. Во всяком случае, донесения фронтовой разведки и радиоразведки отмечают появление под Сталинградом новых советских дивизий…

Никто не осудит его, Гальдера, что он молчал, что он был слеп, ежедневно приносил сводки и докладывал.

Всякий раз Гитлер продолжал упрямо твердить, что русские мертвы. В обидных репликах он обвинял генеральный штаб в бездеятельности и неспособности.

«В нем живет демон, — подумал Гальдер. — Мания величия вместо стратегии. И месть он возвел в руководящий принцип». Разумеется, Г альдер этого не может высказать вслух. Боже упаси дать хотя бы оскорбительный намек!

Наутро Гитлер позвал Гальдера к себе. «Ну, штабной писарь, на что ты еще способен?» — казалось, говорил недовольный, сверлящий взгляд фюрера. Гальдер не выдержал этого взгляда, опустил глаза и заговорил сбивчиво, комкая слова, забывая сказать о многом, что передумал за ночь.

До той поры, пока он осипшим голосом мямлил чтото о растянутости линии фронта, удерживать которую не хватает войск, жаловался на союзные армии, называл их армией сидячей забастовки, Гитлер слушал терпеливо и как будто даже наклоном головы выражал согласие. Но вот Гальдер заговорил о прогнозах на будущее. Гитлер пошевелил усиками, приподнял руку, что было верным признаком — его терпению пришел конец.

— Подождите, наберитесь терпения, мой фюрер, — взмолился Гальдер. С этими словами он решил огласить документы и расчеты, говорящие о том, что еще в 1942 году в районе севернее Сталинграда, западнее Волги, Сталиным сформированы новые воинские соединения общей численностью от одного до полутора миллионов человек, что месячная советская продукция в танках составляет по меньшей мере 1200 машин…

Не успел Гальдер оторвать взгляд от бумаг, как фюрер набросился на него с кулаками, вырвал бумаги, скомкал и растоптал их.

— Прекратите нести эту идиотскую галиматью! — вскрикнул Гитлер. — Иначе я вас… — Он подставил кулак к посиневшему лицу генерала. — Только наивные и однобокие теоретики могут быть введены в заблуждение этими жульническими махинациями Сталина! А я… я… Адольф Гитлер ниспослан богом! И сомну всех вас… Всех… Вместе с этим черным Сталиным! — И фюрер указал пальцем на дверь.

От нервного потрясения Гальдеру стало дурно, выходил он медленно, шатаясь, не чувствуя под ногами пола.

Мрачное настроение передалось и генерал–фельдмаршалу Кейтелю. Последнее время он ходил сам не свой, тревожась, что попадет в немилость фюреру. Он знал, что Гитлер разгневан, мечет гром и молнии на высших штабных работников, на генералов полевых войск и Замышляет со многими разделаться. И это в то время, когда немецкая армия все еще наступает, войска Паулюса прочно стоят на Волге.

«Странно, что его так коробит, — подумал Кейтель. — Только бы радоваться, награждать за рыцарские подвиги, а он, наоборот, грозится снимать, разжаловать…» Конечно, Кейтель знал, что у фюрера есть причины гневаться. Это было ясно даже из туманных намеков рейхсмаршала Геринга. Когда Кейтель вчера в частной беседе попросил его сообщить, как намерен поступить фюрер с Йодлем, рейхсмаршал, развалясь в широченном кожаном кресле, заметил, что таких самочинных генералов, как Иодль, нужно сажать в карцер, а ему, Кейтелю, дал понять, что ион серьезно повинен. «Я не уполномочен разбирать ваше дело. Сумеете уговорить его — спасете себя!» — подчеркнул Геринг й, поглаживая руку с перстнем, посмотрел на портрет фюрера, как бы подчеркивая этим, что нужно и душою и телом быть ему верным.

Весь остаток дня Кейтель находился в отчаянии. Идти или не идти к фюреру — для него был вопрос решенным. Надо идти, и как можно скорее, потому что завтра будет поздно, завтра может попасть в опалу ион, главный военный советник. Но, зная жесткий, вспыльчивый характер фюрера, Кейтель побаивался: а вдруг не сумеет отвести от себя удар? «А все из–за этого Иодля, — злился Кейтель. — Хватило у него ума отменить приказ фюрера. Какая наглость?»

Закрывшись у себя в кабинете, он допоздна не переставал обдумывать, как выгородить себя в глазах Гитлера. Занимая пост начальника штаба верховного командования, Кейтель знал, что фюрер недоволен отдельными высокопоставленными лицами. «А что, если подобрать ему характеристики и явиться по вопросу перемещения… Это будет очень кстати», — соображал Кейтель. И он ухватился за эту спасительную мысль. За долгие часы раздумья Кейтель перебрал в памяти многих генералов, припоминал допущенные ошибки теми или иными командующими группами и армиями, работниками крупных штабов. Больше всего доставил хлопот генерал–полковник Иодль. Он был в подчинении у Кейтеля, и это особенно раздражало. «Значит, я тоже виноват. С меня в первую очередь спросят за поступки подчиненного, — размышлял Кейтель, но тотчас и отмахнулся: — А впрочем, почему я должен отвечать? У него своя голова на плечах, пусть и отдувается. В конце концов, это поможет мне разделаться с ним!»