Ле Тян - Операция Альфа

Он лично хотел только одного — поскорей бы кончился весь этот кошмар. Тогда он сбросит с себя военную форму, найдет какое-нибудь мирное занятие, поселится вместе с матерью и братом. По вечерам их семья непременно будет собираться вместе, братишка станет готовить уроки, мама — отдыхать, а он тихо наслаждаться семейной идиллией. Но пока об этом нечего было и мечтать.

Так он и жил — никто не догадывался о том, что у него на душе, внешне это был спокойный, исполнительный офицер, получавший одни похвалы за свою безупречную службу.

Но однажды произошло нечто, коренным образом изменившее весь ход его жизни. Он навсегда запомнил этот день — это случилось в начале апреля шестьдесят пятого года.

…Он только что получил от майора Зи карту района Б, на которую были нанесены координаты запеленгованных радиопередатчиков нескольких полков вьетконга. Положив карту на стол и мельком глянув на нее, он вышел из кабинета, чтобы найти подполковника Де и взять у него недельную сводку. В комнату он вернулся не через главный вход, а через боковой, соединяющий ее с коммутатором. Открыв дверь, он остолбенел: Фук, их уборщица, сейчас стояла спиной к нему, наклонившись над столом, и внимательно изучала карту. Его охватила нервная дрожь, ноги чуть не подкосились от страха, и когда Фук, почувствовала на себе его взгляд, оглянулась и посмотрела ему прямо в глаза, в горле у него пересохло, и он сумел выдавить из себя только хриплое «Вон!».

Пошатываясь, вошел он в кабинет, тяжело опустился на стул и долго сидел, подперев руками голову и глядя прямо перед собой широко открытыми, невидящими глазами.

Господи! Неужели вьетконговцы проникли даже сюда? Фук, скромная, тихая женщина, каждое утро смиренно и униженно приветствующая всех, начиная от стоящего на часах солдата, на самом деле агент вьетконга? Когда обмывали его производство в капитаны, он собрал все, что осталось после небольшой пирушки, завернул прямо в скатерть и отдал Фук, чтобы она отнесла своим детям. Как она тогда покраснела и как униженно благодарила, желая новоиспеченному капитану всяческого благополучия. И эта Фук работает на разведку вьетконга! Как ему поступить? Вызвать военную полицию и арестовать ее? Но момент уже упущен! Теперь она будет все отрицать… И потом, может быть, она не одна, кроме нее здесь есть и другие? Тогда с его стороны это просто опасно, неосмотрительно. Но не сообщить, значит сделаться ее пособником! Так ведь и это опасно!

Он долго и мучительно искал выхода из создавшегося положения и не мог его найти. Так ничего и не придумав, капитан положил карту в конверт, тщательно запечатал и отнес в канцелярию военного кабинета президента. Его растерянное лицо и отрывистая, нечленораздельная речь немало удивили знавших его офицеров: не иначе как получил за что-нибудь взбучку от начальства, решили они.

После мучительных размышлений, не оставлявших его весь день и весь вечер, он пришел к решению: ничего никому не говорить, но добиться — уговорами, а если понадобиться, то и угрозами, — чтобы Фук немедленно прекратила эту опасную игру. «Надо постараться сделать так, чтобы ей повысили зарплату, наверняка она пошла на такой риск ради денег. А я, таким образом, и безнравственным поступком себя не запятнаю, и не окажусь втянутым в эту авантюру», — подумал он, и оттого, что решение было найдено, на душе у него стало легче.

На следующее утро, дождавшись, пока Фук, подметавшая коридор, окажется поблизости от его кабинета, он выглянул за дверь и позвал:

— Фук, зайдите ко мне, хочу вас кое о чем попросить…

Он сидел, откинувшись на спинку стула и вертя в пальцах кусок отсвечивающего всеми цветами радуги горного хрусталя, которым он обычно прижимал бумаги на столе. Он предполагал, что в его кабинете может быть установлено подслушивающее устройство, и потому заранее обдумал свой разговор.

Не дойдя метров двух до стола, Фук остановилась, низко опустив голову. В одной руке у нее был веник с длинной ручкой, другой она нервно теребила висевшее на груди маленькое распятие.

«А ведь она еще молода и не лишена привлекательности», — подумал Хоанг и постарался придать своему лицу как можно более суровое выражение.

— Чем занимается ваш муж, Фук, и какого возраста у вас дети?

— Господин капитан, мой муж был солдатом республиканской армии, но после ранения его демобилизовали, и теперь он работает сторожем в больнице. А дети, господин капитан, еще маленькие, кто смотрит за домом, а кто приторговывает на рынке.

— Да что вы заладили «господин капитан» да «господин капитан»! Вот что я хочу вас спросить… Кто заставил вас этим заниматься? И сколько вам платят в месяц?

— Господин капитан, правительство платит мне в месяц тысячу донгов. Нам с детьми жить трудно, потому я и пошла на эту работу, — последнюю фразу Фук произнесла с нажимом.

Хоанг неожиданно для себя улыбнулся: «А ведь она умница, — ответила так, что посторонний ни о чем не догадается. Молодчина!»

Он кивнул и задал новый вопрос:

— А эта работа, она как… вам под силу? Наверное, довольно трудно приходится?

— Господин капитан, мне не труднее, чем другим.

«Кто эти другие? Те вьетконговцы, которые сражаются с оружием в руках?» — подумал Хоанг и мягко сказал:

— Правительство в месяц платит вам тысячу донгов, я добавлю от себя еще тысячу, теперь будет достаточно? Только вы оставьте это, договорились?

— Господин капитан, я очень благодарна вам за великодушное желание помочь. Но я не смею принять ваши деньги.

— Отчего же?

— Этой суммы действительно достаточно, чтобы сейчас прокормить моих детей, но я работаю для того, чтобы они и в будущем не знали нужды.

«Неплохой ответ! Остается только удивляться тому, как велика сила духа у этой хрупкой, маленькой женщины», — подумал Хоанг.

— На первый раз я вас прощаю. Но больше этим не занимайтесь. К тому же это идет вразрез с вашей религией, не так ли?

Фук подняла голову и заглянула ему прямо в глаза. После нескольких секунд молчания она тихо сказала:

— Господь наградит вас за ваше доброе дело, господин капитан. Но моим делам он не помеха!

— Значит, благословенье господне на вашей стороне?

— Да, господин капитан.

— Ну что ж, можете идти.

Фук молча поклонилась.

— Послушайте! — окликнул ее Хоанг. — Как бы то ни было, я все же хочу дать вам денег для ваших детей.

Он вынул из кармана пачку ассигнаций и, не считая, протянул Фук, сам удивляясь своему неожиданному поступку.

…Шло время, и он стал понимать, что такие, как он, сейчас не только не имеют права на безнравственные поступки, они просто обязаны действовать, вносить свою лепту в ту борьбу, которую упорно ведет народ. Фук стала посредником, передававшим сведения, которые ему удавалось собрать в отделе стратегической разведки и в военном кабинете президента. То, чему его учили в Соединенных Штатах, не прошло даром: вот уже больше года работал он на разведку патриотов и до сих пор не был ни в чем заподозрен. Четыре месяца назад уволилась Фук, она перешла на другую работу, куда — он не знал, перед уходом она назвала ему связного и шифр, которым он мог воспользоваться в непредвиденном случае.