Ле Тян - Операция Альфа

В 3-й зоне регулярные силы вьетконговцев нанесли ряд ударов по отходящим оттуда американским частям. Уничтожено много бронетранспортеров, а также другой техники.

В северных провинциях началась мобилизация, число новобранцев превышает пятьдесят тысяч человек.

Бинь взглянул на Стивенсона:

— Теперь ясно, что операции, назначенные на сухой сезон начались. Направление главного удара — 1-я зона, и прежде всего дорога № 9, направление вспомогательного удара — 3-я зона, и прежде всего районы, граничащие с зонами С и Д. Тут не над чем больше раздумывать!

Стивенсон хмуро посмотрел на него и, точно отдавая приказ, сказал:

— Составьте шифровку вашему начальству, умело выведайте его намерения в этом сухом сезоне. Конкретно: направление главного и вспомогательного ударов, состав сил на каждом из направлений…

— Но это очень трудно. Как вы понимаете, мое начальство — люди далеко не глупые.

— Все равно! Вы должны составить такую шифровку. Можете аргументировать свое любопытство тем, что обстановка очень сложная и вы, если не будете знать точных намерений вашей стороны, не сможете выполнить свои задачи. Мне не обязательно знать все, достаточно маленькой щелочки в этой «дымовой завесе», чтобы сделать нужные заключения.

Фонг протянул Биню лист бумаги. Бинь взял ручку и, подумав, начал писать, потом зачеркнул написанное, снова написал несколько строк и передал Фонгу. Тот прочитал вслух:

— «Второму. Противник откладывает проведение операции «Еллоу стоун», отводит 1-ю и 25-ю пехотные дивизии, а также 101-ю десантную дивизию с намерением развернуть их вокруг Сайгона.

Обстановка весьма сложная. Прошу информировать о ваших намерениях в предстоящем сухом сезоне, чтобы иметь ориентир, особенно в оценке серьезных действий противника. Прошу незамедлительного ответа. 22.12. Ч. Б.».

Стивенсон кивнул и сделал знак Биню удалиться.

Через двадцать минут Бинь вышел из спальни и подал Фонгу черновик и шифровку, написанную на папиросной бумаге.

Когда в городе зажглись фонари, Стивенсон поднялся и сказал Биню:

— Подполковник, ответ вашего начальства определит мое отношение к вам. Если ваше начальство еще доверяет вам, то ответ удовлетворит мое скромное требование, и я обещаю вам, что первого января вы получите полковничьи погоны. Если же ответа не последует, а это будет означать, что вам больше не доверяют, я не дам и ломанного гроша за вашу жизнь. Спокойной ночи.

В питейном заведении на одной из сайгонских улиц собрались одиннадцать офицеров республиканской армии. Хозяин, хорошо изучивший привычки и вкусы своих гостей, то и дело приносил подносы с едой, чашечки с кофе и ставил на стол все новые и новые бутылки.

Это были старшие офицеры, получившие высшее военное образование еще при французах. Правда, уже тогда французы активно пользовались американской помощью — как деньгами и оружием, так и преподавательским составом, который вел занятия в этом, тогда еще единственном в Индокитае училище. Собравшиеся здесь были его первым выпуском. В свое время они дали торжественное обещание раз в год, на рождество, непременно собираться вместе, чтобы отметить очередную годовщину окончания училища, а те, кто по делам службы не имел возможности прибыть на торжество, непременно присылали открытки.

Поначалу они арендовали для своих встреч ресторан одного из крупных отелей, однако с каждым годом ряды их редели, и в конце концов пришлось довольствоваться небольшим залом этого питейного заведения.

И вот сейчас они сидели все вместе за большим круглым столом, пили вино, лакомились вкусными блюдами, а за окнами шел пренеприятный мелкий дождик и дул холодный ветер.

— Десять дней назад, — сказал, вздохнув, подполковник медицинской службы, — Чыонг прислал мне письмо, собирался принести на эту встречу прекрасное вино, какое делают только в Камло… Но вскоре я узнал, что машину, в которой он ехал, в упор расстреляли из миномета вьетконговцы. Это уже шестнадцатый из наших, кто погиб в этом году, да еще четыре умерли от болезней.

— Что поделаешь, дружище, Жизнь солдата коротка, она обычно так и кончается! — ответил ему другой подполковник, высокий, с сединой в волосах.

— Да, многих мы больше никогда не увидим. Но ведь вот что обидно: есть и такие, кто жив, но не только не пришел сюда, но даже не подал о себе никакой весточки!

Это многих задело за живое.

— Вылезли вы большие начальники, и теперь им нет до нас никакого дела! Что у них с нами общего!

— А Шанг недавно получил звание полковника и даже сказал, что ему неловко теперь участвовать в этих наших встречах!

— С нами видеться ему неловко, а прибирать к рукам солдатское жалованье очень даже ловко! Понаберут себе по нескольку жен, вот денег и не хватает, начинают солдат грабить!

— Да что о них говорить, только настроение портить! Послушайте лучше, что я вам расскажу. Сегодня утром я проходил мимо главного собора и видел там Тхиен Ли и еще нескольких девиц такого же толка. Подумать только, они явились на службу в собор! А одеты почти как тогда, когда танцевала здесь чуть ли не нагишом!

— Интересно было бы знать, как они молятся богу?

— Наверное, повторяют одну и ту же молитву.

— Это какую же?

— Придется рассказать вам историю об одной весьма усердной прихожанке. Я ее вычитал в какой-то французской книге. Ну так вот, жила на свете одна очень набожная вдова, и была у нее столь же набожная дочь. Обе весьма усердно молились богу, пока дочери не исполнилось восемнадцать лет. Сразу же после этого мать заметила, что дочь стала не такой уж набожной, хотя и молится два раза в день перед ликом святой девы. Целыми днями она где-то пропадала, иногда даже не возвращалась на ночь. Мать забеспокоилась и решила подслушать, о чем молится ее дочь. И вот что, оказывается, та говорила во время молитвы: «О, святая Мария, ты зачала без греха, так помоги мне грешить без зачатия!»

Все громко расхохотались.

— Хорошо еще, что святой деве молилась, другие вообще только долларам молятся!

Снова раздался дружный смех.

— Мне кажется, мы впервые увидели их, эти доллары, в пятьдесят шестом, я не ошибаюсь?

— Как будто так, в пятьдесят шестом. С тех пор все им и молимся…

— Ну и что, так всегда было! Во все времена молились на деньги и на тех, кто их платит! Теперь платят американцы, значит, надо на них молиться! Как говорится, кто кормит, тот и мать родная!

— Тхиет, у тебя что ни слово, то золото! Дай-ка я за тебя выпью!

Тот, кого называли Тхиетом, полковник, командир полка 1-й бронедивизии, только что откомандированный из 1-й зоны в 3-ю как попавший под подозрение в связях с опальными генералами, хладнокровно поднял свой бокал и осушил его до дна.