Андрей Жариков - Юные орденоносцы

— Товарищ Сень! — обрадовался Максимка. — А я вас разыскиваю… Возьмите меня к себе.

— Куда я тебя возьму? У меня же не детский сад.

— Если примете в отряд, я вам автоматы дам, которые припрятал.

— Парень он большой. Пионер. Может, возьмем? — сказал тот дядя, который приходил за автоматами. Максимка узнал его.

— А как ты нашел нас? — поинтересовался командир.

— Нюх у меня собачий, — ответил Максим, — дымом тянет в лесу. Вот я шел туда, где махорочкой припахивает.

— Ладно, оставайся. Но не хныкать в случае чего… Ясно?

Максим Попков .

Максимка думал, что как только примут его в партизаны, так сразу же дадут пулемет, и он начнет косить немецких захватчиков, как чапаевская Анка. Но оказалось непросто стать настоящим бойцом.

Почти каждую ночь партизаны отправляются в поход. Дождь, ветер, дороги нет, лицо царапают ветки, а они все идут и идут. Идет и Максимка, несет пулеметные ленты и винтовку раненого бойца.

Ночные походы утомительны. Мальчишка валится с ног. Он уже давно не знает, в какой стороне дом, далеко ли до деревни. Деревья высокие, дремучие. Это брянский лес.

Идут партизаны на задание, а Максимка на посту стоит возле штаба. Одежда плохонькая, ветер так и гуляет за спиной. А днем учеба. Не такая, как в школе, а боевая. Надо уметь стрелять из автомата, знать оружие врага, уметь переползать, бить неприятеля прикладом.

Трудно Максимке. Он в отряде самый маленький. Но командир сказал:

— Как Суворов говорил? Трудно в учении, легко в бою!

Скидки на юность мальчику не делали.

Наоборот. Кто чистит командирского коня? Максим. Кто связной штаба? Максим. Кого больше заставляют кашеварить? Опять же Максимку.

Но мальчишке хочется воевать. Отправляются в разведку партизаны, он чуть не плачет. Почему его не берут?

Когда пошли в бой против немецких карателей, Максимку тоже не взяли с собой. Приказали дежурить в медицинском пункте, помогать раненым.

Максимке было обидно. Возвратились партизаны, принесли автоматы, два пулемета, зажигалки. Максимке из трофеев достался фонарик. Сначала обрадовался. Но потом стыдно стало.

— Зачем мне чужие трофеи, — сказал Максимка и отдал фонарик повару. — Тебе пригодится. Ночью в котел заглядывать будешь.

Партизанский отряд увеличивался с каждым днем и немало неприятностей приносил врагу. То разрушат мост, то уничтожат штаб, то освободят наших пленных. Им ни холод, ни темнота не помеха.

Однажды ночью партизаны вступили в бой с немецкими войсками, идущими к фронту. Бой шел до рассвета. Наши напали внезапно. Враг, зажатый в клещи, сначала сопротивлялся отчаянно, а потом стал удирать.

Вдруг через лежащих в снегу бойцов перескочила вороная лошадь с маленьким всадником в седле и помчалась к лесу. Было еще темно, и никто не узнал Максимку.

Где-то у опушки леса застрочил пулемет, и потом все стихло.

Через несколько минут партизаны увидели возвращающегося всадника на вороном коне, а впереди, опустив головы, шли три здоровенных фашиста.

— Принимайте пленных, — раздался звонкий мальчишеский голос.

Через год Максимке выдали оружие: ему исполнилось четырнадцать лет. Правда, росточком он был маловат. Сам командир отряда сказал однажды, хитровато улыбаясь:

— Я тоже в свое время годки прибавлял себе.

Заскрипели, качаясь, корабельные сосны, зашумел лес. Стало темно, как под черным одеялом. Вовсю разыгралась вьюга. Но и сквозь ее завывание слышно было, как где-то далеко стреляли пушки: бух, бух, бух. Мороз такой, что деревья трещат, но в землянке жарко. Железная печка накалилась докрасна.

Максимка, раскинув руки, сладко спит на соломенном тюфяке. Вместо подушки — рваная шубенка, а рядом — автомат.

В полночь в землянку вошел дядя Миша-бородач, партизанский минер. Он присел на край нар. Долго смотрел на спящего Максимку, покачивая головой.

Дверь приоткрылась, и в землянку заглянул командир.

— Ну, «дед», чего мешкать? Пора! — тихо сказал он.

— Неохота мне будить его. Спит крепко.

Максимка сам проснулся. Потер кулаками глаза, улыбнулся, догадался, что неспроста в землянке «дед» — минер. Такой, как он, специалист — один на весь отряд.

— Что, на боевое задание?

— Да, Максимка, на боевое, — ответил дядя Миша. — Одевайся потеплее.

Дядя Миша объяснил мальчику, что нужно делать.

— К фронту идет эшелон с танками и боеприпасами. Мы должны пустить под откос этот эшелон. Остальное расскажу на месте. Ленточку сними. Оружие оставь в землянке. Ясно?

Долго шли партизаны сосновым бором. Впереди Максимка. Лишь он один мог видеть ночью. Конечно, не так уж хорошо, но лучше, чем взрослые. Сзади — дядя Миша и еще человек десять. Дядя Миша сам вез на санках взрывчатку. Так бывало в особо важных случаях.

Наконец бор кончился. На опушке не так темно, как в лесу, но ветер злее. Валит с ног, забирается под рубашку. Максимка раза три терял в сугробе правый валенок, потому что валенки были разные: один — матери, другой — отца. Отцовский, большой, то и дело соскакивал.

— Зачем же ты босой ногой на снег? Я подам. Держись за шею, — дядя Миша запускает руку в сугроб и достает разношенный подшитый валенок, высыпает из него снег и помогает Максимке засунуть ногу. — Вот возвратимся, носки тебе свои подарю. Шерстяные.

Подошли к мосту и притаились неподалеку в кустах.

— Вот так, Максимушка, — сказал дядя Миша, — мы будем сидеть тут. Ты повезешь санки со взрывчаткой. Как заедешь на мост, бросай их между рельсами. Мы так рассчитаем, что поезд будет как бы нагонять тебя сзади. Ты скорее беги и ложись за насыпь. Ну, а там все свершится, как надо. А в случае чего — мы часового снимем из снайперской.

Мальчишка молча кивал головой. Ему было все понятно. Ловко придумали!

— А если впереди поезда пройдет дрезина, — шептал «дед», — ты ее пропусти. Они ведь наших людей иногда заставляют ехать впереди на дрезине. Боятся мин. Ясно?

— Понял, — ответил Максимка. — Но как я все это увижу? Ведь темно.

— В том-то и дело, что эшелон будет идти на рассвете. А если бы ночью, то зачем нам твоя помощь? А так немец подумает, что везешь дровишки. Мы сейчас тебе положим их.

Рассвет подкрался незаметно. Где-то далеко послышался паровозный свисток. Дядя Миша то и дело поглядывал на часы.

— Ну, пора!

Максимка нахлобучил рваный треух и повез санки по заснеженной дороге вдоль насыпи, шагая навстречу колючему ветру. Идет и думает: «Ну как часовой трахнет из автомата в меня?» — и вроде бы слышит басистый голос дяди Миши: «А ты не трусь, сынок, я его держу на мушке. Как поднимет автомат фашист, так и капут ему». А все же страшно. Вот он, немецкий солдат, рядом. Так и кажется, что он подойдет, пнет ногой санки, и все пропало…