Михаил Лобачев - Дорогой отцов [Роман]

Комбат позвонил Драгану, спросил его, где Солодков.

— Ушел в гости, — ответил командир роты.

— С кем ушел?

— С Кочетовым и с Кожушко, моим ординарцем. Кожушко надежный боец, товарищ комбат.

— Как только вернутся, позвоните.

У Кожушко всего было в избытке: силы, сноровки, бесстрашия. Он скучал без дела и не любил одиночества, и всегда возле него хороводились бойцы. И не было в том ничего удивительного, что между Солодковым и Кожушко завязалась дружба с первой же их встречи. Александр Григорьич, раскусив Кожушко, сказал ему однажды: «Быть тебе сталеваром». — «Огонь я люблю, — ответил Кожушко. — А обучишь?» — «Выведу в первый класс».

Солодков и его друзья вернулись близко к полуночи. Драган тотчас доложил Лебедеву, что люди из гостей вернулись с хорошим подарком.

— Иду, — ответил Лебедев. — Бегу.

Солодков из разведки привел гитлеровца.

На вид он был крайне убог и невзрачен, худой и посиневший от холода и голода и одет был по-скоморошьи, в тряпье-разноцветье. Ему дали Кружку горячего чаю, покормили и отогревшегося фельдфебеля доставили в штаб полка. Там он рассказал все, что знал о сложившейся обстановке в районе Мамаева кургана. Из его показаний выходило, что среди гитлеровцев царит дух обреченности и что на длительное сопротивление у них не хватит боеприпасов. Создавалась убежденность, что фельдфебель говорит правду.

Не брали под сомнение его показания и Солодков с Кочетовым. А Кожушко, например, оставшись с Драганом, уверял его, что немцев надо атаковать немедленно.

— Позамерзли они, Антон Кузьмич, и как притихшие кроты улезли в свои норы. Голыми руками возьмем. Я и лаз уже проделал в минном поле. Дай нам бойцов самых лучших и гранат вдосталь. Отряд поведет Солодков. Он выбрал дорогу-невидимку. Мы вперед, а ты за нами всю роту поведешь. Доложи батальонному.

— Прежде чем доложить, надо проверить, убедиться.

Кожушко обиделся:

— Ты мне не веришь, Антон Кузьмич. И Солодкову тоже? Горько это слышать от тебя… Разве я когда-нибудь тебя подводил?

Драган отправился к Лебедеву. Его доклад о разведанном очень заинтересовал комбата. Драган, будучи командиром-десантником, не раз и не два на учениях высаживался в ночное время в тылу условного врага и успешно справлялся с поставленной задачей. А опыт, нажитый в боях в районе вокзала, равный целой академии, подсказывал ему возможность внезапной атаки. Лебедев, выслушав Драгана, сказал, что шуметь на этот счет пока не следует, докладывать полковнику воздержимся, но действовать надо без промедления.

— Сейчас прикажу подослать к вам саперов. Кто их поведет?

— Солодков.

— Солодков? — переспросил Лебедев и на минуту задумался. — А надо ли его?

— Могу и я. Разрешите?

— Нет, вам нельзя. Вам надо готовить роту. От первых успехов вашей роты будет зависеть успех всего батальона. Пусть с саперами пойдет Солодков.

Ночь была тихая, морозная и снежная, особенно насугробило там, где остались обожженные кустарники. Саперов одели в белые полушубки и в теплые валенки. Прошло уже около двух часов с тех пор, как они ушли в серебристую муть, а от них не было никаких вестей. Драгана это очень тревожило, поскольку ему первому назначено прокладывать дорогу батальону. Да и Лебедев уже дважды звонил и спрашивал, как ему живется и почему он не спит. «У меня тоже бессонница. Иду к тебе на чашку кофе». — «Кофе нет. Есть добрая чарка». — «И это хорошо».

Во втором часу ночи вернулся Солодков. Он доложил, что все, что возможно, саперы сделали, и внезапность атаки, можно считать, обеспечена, если ее начать под рассвет.

— Дайте мне взвод бывалых бойцов, и я с фланга незаметно, потемну поведу их к западному бассейну.

— Отбирайте людей, — приказал Лебедев Драгану, — а я сейчас доложу полковнику.

Штаб утвердил измененный план наступления полка. Договорились, что артиллерийский огонь по противнику начнется на час позже, против ранее назначенного срока, а на участке батальона Лебедева его совсем не будет, если батальон, а потом и весь полк успешно поведет наступление. Скоро после этого в расположений батальона прибыл генерал Родимцев. Он на месте во всем разобрался и, кое-что уточнив, приказал пригласить к нему Солодкова. Генерал долго и внимательно разглядывал политрука, широкоплечего и коренастого, с очень живыми и веселыми глазами. Родимцеву в первую минуту показалось, что выбор, возможно, не очень удачен, и он, чтобы рассеять свои сомнения, не пожалел времени на беседу с Солодковым.

— Вы понимаете свою задачу? — спросил генерал. — Вы уверены…

— Уверен, товарищ гвардии… — не дав договорить генералу, твердо сказал Солодков.

— Не спешите. Доложите, как вы ее себе представляете…

Солодков, нисколько не смущаясь, неторопливо, обдуманно доложил, как он подведет свой взвод к немцам совершенно незаметно и бассейн займет так быстро, что гитлеровцы не успеют глазом моргнуть.

— А дальше?

— А дальше, товарищ гвардии генерал, все будет зависеть от вашей помощи.

— И какой вы ждете помощи? — Родимцеву уже нравился политрук, и он не против был перевести разговор на шутливый тон.

— Не знаю вашего плана и потому не могу войти в роль. — Солодков запнулся.

— В мою роль? — досказал Родимцев.

Солодков помедлил.

— Что же вы молчите? — торопил генерал.

Солодков, улыбнувшись своими зеленоватыми глазами, смело сказал:

— Суворов говорил: плохой тот солдат, который не думает о генеральских погонах.

— Немножко не так, но по смыслу верно. Одобряю, товарищ политрук. А насчет помощи не беспокойтесь. Будет помощь.

Прошло совсем немного времени после того, как Родимцев покинул батальон Лебедева, и вдруг из штаба полка последовало приказание прислать в распоряжение Елина политрука Солодкова. Лебедев оторопел. Ему хотелось спросить, что это значит, и сказать, что вызов несвоевременный, но в армии это не принято. Он, медля с ответом, сдержанно и глухо прокашлялся. Из штаба нетерпеливо спросили: «Вы поняли?» — «Понял», — с явным огорчением промолвил Лебедев. Ему разъяснили: «Солодкова берем надолго». — «Понял вас».

Лебедев, приказав Солодкову отправиться в штаб полка, вызвал к себе Драгана и объяснил ему изменившуюся обстановку.

— Что вы на это скажете? — спросил он его.

— Сам поведу в атаку. Я уже проверил все подходы.

— Хорошо. Отправляйтесь к себе и перестраивайтесь.

Лебедевым овладело беспокойство. Ему подумалось, что в штабе дивизии, возможно, что-то переигрывают и он, комбат, не сможет перестроиться, если сверху последуют указания с запозданием. Неопределенность всегда мучительна, в особенности перед решающими событиями, а для него предстоящая атака исключительно значительна по ее замыслу.