Уильям Эш - Выбор оружия

В тумане этого мучительного пути он, очевидно, в какой-то миг сменил Кирина, потому что вновь ощутил слева тяжесть ноши. А через некоторое время Тину опять не было рядом, зато в правое плечо врезался широкий ремень пулемета. Однажды он с размаху налетел на идущих впереди — они как раз опустились на землю, чтобы передохнуть. А он все это время, качаясь, простоял на ногах, но сесть не решился, так как знал, что больше не встанет. И тут Анг сказал:

— Ну вот. Теперь мы достаточно далеко.

Не спеша, старательно, Фрир прислонил к дереву ружье, расстегнул пояс с патронами и сбросил с плеч вещевой мешок. Потом упал на колени, перевернулся на спину, и сон свалил его, как внезапный удар из-за угла.

Он проснулся оттого, что Тек тряс его, глаза его сразу резанули лучи света, пронизавшие листву.

— Который час? — вскрикнул он, вскочив на ноги.

Тут же вспомнил про свои часы и увидел, что только начало восьмого.

Они наскоро проглотили какую-то еду и собрались в путь. В глазах Тину, когда Фрир поднял его и заставил идти, застыло выражение горького упрека и недоумения.

Еще целых два дня, подумал он с отчаяньем, целых два дня тащить мальчика по болоту сквозь джунгли, а позади, по их следам, неотступно, как гончие, будут двигаться солдаты. Нет, это невыполнимо. Сон почти не освежил его, и все — нывшее тело, возобновившаяся усталость и даже ослабевшая воля, — все обратилось против него в единоборстве с Ангом. Это невыполнимо. Но если так — если им не пройти, пока Тину связывает руки всем, — почему бы ему не остаться с мальчиком? Вдвоем они спрячутся, дождутся, пока пройдут солдаты, а потом не спеша возвратятся в лагерь; почему бы и нет? Вернуть в строй еще одного борца… Он не видел причины, почему бы и нет? И мысль, что, может быть, не придется пробиваться дальше, придавала ему силы, помогала идти; и он брёл позади Кирина, втайне улыбаясь своим мыслям.

В низине началась полоса мягкого торфа. Под двойным весом башмаки проваливались до краев, и при каждом шаге приходилось с хлюпаньем вырывать их из жидкой грязи. Затем показалась первая вонючая мелкая лужа и болезненно разбухшие стволы деревьев — наверное, так же выглядели и его усталые ноги, из-под которых летели брызги. Пришлось крепче прижать к себе Тину — они застревали и скользили в липкой жиже.

Один раз он потерял равновесие и, падая, думал лишь об одном: как бы уберечь плечо Тину от гнилой стоячей воды. Кирин бросился на помощь, и дальше они уже вдвоем поддерживали мальчика. Анг тоже обернулся и безучастно смотрел, как они барахтаются. А Фрир, шлепая по грязи вместе с Кирином и Тину, все старался идти быстрей, обмануть время, олицетворением которго была для него гримаса неодобрения на лице Анга, когда тот, всё более мрачнея, оглядывался на них.

Анг вел отряд по довольно открытому озеру; зловонная вода разбегалась кругами, и каждый был как центр огромной мишени; они направлялись к полосе низких, раздутых водянкой деревьев, точно мираж выступавших из воды.

Вдруг Тек поднял руку, и они остановились. Теперь и остальные тоже услышали нарастающий гул мотора.

Они вплавь добрались до деревьев, оставляя позади вспененные волны желтой грязи, вышли на островок и повалились на мокрую вонючую землю. Они лежали неподвижно за тонкой завесой замшелых веток, а мотор гудел все громче, и винт вертолета рассекал воздух прямо над головой.

— Они заметят наши следы, если спустятся достаточно низко, — сказал Тек шепотом, словно боясь, что его услышат.

— Ну и пусть, — ответил Фрир.

Звук еще некоторое время парил над водой, потом замер вдали. Но они не сразу тронулись в путь, а еще немного полежали в сырой духоте. Кирин, голый до пояса, весь лоснящийся от пота, обирал с Тину пиявок, куском корпии протирая ранки от укусов. Фрир тупо глядел, как он это делает, внутри была пустота, вялость, которая всегда охватывала его перед взрывом ярости. Это было словно предвестие того, что должно произойти.

— Вертолет поддерживает радиосвязь с частями, — заметил Анг. — А это значит, они где-то совсем близко.

Вот она и настала, эта минута. Фрир медленно поднялся и встал, глядя прямо в лицо Ангу. Сердце билось сильней, пульс участился, как после первого приступа слабости.

— Это значит также, — нахмурившись, продолжал Анг, — что им не придется отыскивать наши следы и они, не останавливаясь, придут сюда.

— Дальше, — сухо заметил Фрир.

— Надо напрячь все силы.

— Мы и так напрягаем все силы.

— Нет, не все.

— Посмей только сказать! — Фрира взорвало.

— А что тут говорить!

Черные, непроницаемые глаза Анга оторвались от Фрира, он смотрел теперь на Тину.

Мальчик сидел, прислонившись к Кирину. Под взглядом Анга губы его зашевелились, и он отчетливо произнес:

— Ты считаешь, что мне надо остаться.

— Нет! — крикнул Фрир. — Мы начали этот путь вместе. И вместе вернемся.

— Боюсь, что это невозможно, — Анг покачал головой. И повернулся к Тину. — Ты понимаешь, как обстоят дела.

Тот кивнул:

— Да, — и проглотил подступивший комок, — я уже давно понял.

Фрир не думал, что Тину отдает себе полный отчет в происходящем. Это был предательский удар, которого он не ожидал.

— Хорошо, — сказал он хриплым от гнева голосом. — Если мы не можем взять его с собой, я тоже остаюсь. Выхожу его и приведу в лагерь.

— Почему именно ты? — невозмутимо спросил Анг.

— Ну, пусть не я, пускай любой из нас!

Как это он не сообразил? И допустил, что его побуждения могут истолковать не в его пользу.

Анг, похоже, серьезно взвешивает предложение.

— Нет, боюсь, ничего не выйдет. Это неразумно. Если останутся двое, солдаты примутся их искать и разделятся, чтобы идти по двойному следу. А этого допустить нельзя.

— Значит, ты считаешь, — в бешенстве выкрикнул Фрир, — что один или с товарищем, но Тину непременно попадет им в лапы? Так?

— Вполне возможно.

— Потому я и предлагаю остаться с ним. Я готов идти на риск.

— Нет. — Анг снова покачал головой. — К чему эта бессмысленная потеря? На том конце болота нам понадобится каждое ружье. — Он снова повернулся к Тину и повторил, чуть усмехнувшись. — Ты видишь, как обстоят дела?

— Постой! — Фрир не дал мальчику и рта раскрыть. — Ты только пойми, о чем он спрашивает. Думаешь, что сумеешь отлежаться? Что не придется больше терпеть мучения? Вроде бы проще ничего и быть не может. Но то, что он предлагает, — это смертный приговор. И что страшнее всего, он ждет, что ты сам вынесешь его себе.

Тину смотрел широко раскрытыми глазами, губы его дрожали, но голос был тверд:

— Я все это знаю. И если нет другого выхода, Мэтт…

— Кто смеет утверждать, что нет? Нельзя все на свете оправдывать необходимостью, никто не может с уверенностью сказать, что необходимо, а что — нет. — Он сделал три шага вперед и остановился прямо перед Ангом, вызывающе расставив ноги и упершись кулаками в бока; в глазах потемнело от дикой ярости. — И ты не можешь, черт тебя побери! Хоть ты и привык считать историю своим личным дневником и никогда не признаешь, что так же ничего не знаешь, как и другие.