Станислав Славич - Три ялтинских зимы [Повесть]

Леонид Иванович и в самом деле кое-что знал. И опять были произнесены эти звучащие как рефрен слова: «Он спас нам жизнь».

История оказалась по тем жестоким временам почти банальной. Полотняненко и до войны возил курортное начальство. Из-за болезни стал невоеннообязанным. Ко времени оккупации его жена Клара находилась по ту сторону гор, в селе Тавель (Краснолесье), у родителей Лени. С маленьким Валеркой. Полотняненко не мог выбраться за перевал, а над женой к тому времени нависла угроза ареста.

Пришел в управу вместе с оставшимся в оккупации коммунистом — начальником службы их автохозяйства. Анищенков узнал обоих, взял на работу, велел восстанавливать легковушку.

Тем временем пришла тревожная весть от Клары. Полотняненко откровенно рассказал обо всем Анищенкову, и тот обещал помочь. В один из рейсов на обратном пути из Симферополя (в машине сидел также немецкий офицер) заехали за Кларой в Тавель. До чего же рискованно это было! Но все обошлось. Немец даже поцеловал даме ручку.

— Знал бы он!.. — Это говорится сейчас. Однако в Ялте не стало легче. Клару в городе знали, она была секретаршей в одном из автохозяйств. Встречали знакомые и говорили:

— Кларочка, ты здесь? Жива?!

Дважды пришлось побывать в СД. Как тут не подумать о самой психологии предательства! Ну чем могла помешать хоть кому-нибудь эта юная женщина, на которую будто снизошло очарование материнства!.. Находились нелюди.

Линию поведения подсказали две женщины, работавшие с Анищенковым: твоя мать — армянка, гулящая, родила тебя неизвестно от кого, но, по-видимому, твоим отцом был немец — об этом-де говорит само имя — Клара Фельдман…

(«Бедная старая мама! Слава богу, хоть ты не дожила до этих жутких времен! Какую же чушь и напраслину приходится возводить на тебя!»)

Ах, какой шаткой была эта версия! Но одна из советчиц приходила выручать и в СД. Она знала немецкий и держалась очень уверенно. Была в ней какая-то аристократическая, что ли, и не терпящая возражений уверенность в себе. А с фашистами ведь шутки плохи… Полотняненки считают, что это не могло делаться без ведома Анищенкова.

Если отрешиться от смертельного ужаса тех часов и минут, отвлечься от опасности, неотвратимо нависавшей не только над самой женщиной, но и над ее младенцем (сейчас это взрослый, сильный мужчина, отец семейства), то все происходившее тогда могло бы показаться даже фарсом. Лицо Клары (нос, уши) обмеряли каким-то специальным инструментом, затем с помощью неких формул глубокомысленно подсчитывали отношения и пропорции… С ума сойти!

Она тоже немного понимала по-немецки и помнит разговор, который шел при ней. Валерка голенький лежал на столе, а гестаповец — специалист по расовым вопросам говорил с коллегой:

— Сколько же арийской крови в этом ребенке?

— Блондин, голубоглаз… Похож на немца…

Однако попадаться третий раз было никак нельзя, и Кларе помогли укрыться в надежной квартире. Валерку отправили к старикам за перевал.

И тут новое несчастье — арестовали Лёню. Кто-то донес, что он комсомолец и действительную службу проходил в войсках НКВД. Взяли прямо на работе, но сделали это живодеры рангом пониже — не СД, а простая полиция. И держали пока в полиции.

Сейчас, сопоставляя даты, я понимаю, что было это как раз в то время, когда петля раскачивалась над головой Николая Степановича Анищенкова. Подозревал ли об этом он сам? К этому отнюдь не риторическому вопросу мы еще вернемся, а пока скажу, что он бросился выручать своего шофера. Нашлись и другие люди (среди них доктор Василевский, бывший бургомистром до Анищенкова), которые, беря так сказать, грех на душу, не побоялись заявить, что доносы на Полотняненко лживы, что он хороший специалист и вполне лояльный к новой власти человек.

Отпустили. Запомнилась даже дата: было это под старый Новый год в 1943-м. Забегая вперед, скажем: через месяц или чуть позже Анищенков был арестован.

У них был еще разговор:

— От тебя не отстанут, — говорил Николай Степанович, — а я, может случиться, не смогу помочь. Надо скрываться, уходить из Ялты.

— Куда?

— В лес. К партизанам.

Анищенков дал справку, что Полотняненко, работник Ялтинской городской управы, по состоянию здоровья едет на родину, в село Тавель, и даже договорился, что Леню довезет до Мамут-Султана (Доброе) шофер из Массандры, который ходил в форме и не подлежал проверке на контрольных постах. В феврале Полотняненко скрылся из Ялты и уже вскоре был в 6-м партизанском отряде, где воевал до самого освобождения Крыма. Ушла из Ялты и Клара. Ей сделали липовые документы.

Подводя итог беседе, я спросил: так что же в общем было сделано Анищенковым?

Вот ответ: он спасал людей.

В Ялте оставалось свыше десяти тысяч жителей, среди них много жен и детей фронтовиков, стариков. Голод свирепствовал с такой силой, что в феврале 1942 года, к примеру, ежедневно умирало от него в среднем двадцать человек. Надо было срочно добыть хотя бы какое-то минимальное количество продовольствия. Этим Анищенков и занялся в первую очередь. Из брошенных нашими отступающими войсками машин был создан парк в пол сотни грузовиков, переоборудованных большей частью на газогенераторы.

Машины находились в частных руках, но Анищенков находил способ контролировать дело, и к апрелю удалось открыть несколько столовых для населения. Продолжали понемногу промысел рыбаки под вывеской «рыболовецкой общины». Часть улова сдавалась горуправе — рыба шла в столовые и распределялась по карточкам.

Под предлогом нужды в специалистах он спас из концлагеря «Картофельный городок» и из лагерей военнопленных немало людей. А кое-что из того, к чему он подталкивал — скупка горючего, продовольствия у оккупантов, — было, по существу, актами саботажа.

Но и Полотняненки уверены, что Анищенков имел задание… Хороший человек — вот их оценка.

Тут я прошу внимания. Вернемся к разговору о ниточке, которая связывала Трофимова, Анищенкова и Чистова, допуская, что кто-то из них мог и не знать Осамом существовании такой связи. Была ли эта ниточка? Была. Когда Леню выпустили из полиции, за ним приехала легковушка горуправы. За рулем сидел другой доверенный шофер Анищенкова, знавший, где прячется Клара. Это был приемный сын Трофимова — Степан. К тому времени он, как доподлинно известно, уже выполнял важные и рискованные поручения Андриана Чистова.

О случае, резко изменившем его жизнь, Андриан Иванович рассказывал четверть века спустя очень коротко. Потому, наверное, что еще живы были другие товарищи, которые могли все припомнить более интересно и подробно. А им этот эпизод, по-видимому, не показался таким уж и заметным — их волновали события более драматические и масштабные. С Чистовым же все было ясно и надежно. Железный мужик. С Чистовым с самого начала и до конца все было нормально — без неожиданностей и провалов. Вот и дошли до нас только несколько фраз: «…Приходит ко мне Гузенко. Саша Гузенко пришел не с пустыми руками, а с приемником и передатчиком…»