Георгий Светлов - „В квадрате 28-31“

Долго обсуждали предлагаемые кандидатуры, и это не было простой формальностью. Дело в том, что борьба в тылу врага требовала иного подхода к кадрам, нежели, скажем, служба в Красной Армии. Специфические условия этой борьбы выдвигали на первый план не воинское звание, не специальное образование или соответствующий стаж работы, а прежде всего личные качества человека, организаторские способности, его авторитет среди коллектива, готовность к самопожертвованию, умение вести за собой людей, ориентироваться в обстановке постоянного вражеского окружения… Как известно, специального партизанского устава не существовало, и любое решение регламентировалось необходимостью как можно активнее и лучше бить врага на захваченной им же территории. Эта специфика и была тем главным фактором, от которого зависела судьба каждого, его место в строю, его рост, его будущее…

Нередко тогда можно было видеть, как умело и отважно командовал крупным партизанским соединением сугубо гражданский человек, допустим, даже с обычным семилетним или средним образованием, командовал грамотно, тактически правильно, что приносило партизанам победу над фашистскими подразделениями.

Отряд «Храбрый» принял по приказу командования Александр Андреевич Павлов, который проявил себя как опытный начальник штаба «Боевого». На его место назначили отважного командира разведчиков Александра Никитина. Стоило сделать одно-два перемещения, как за ними неизбежно следовали другие: стал заместителем командира отряда «Боевой» по разведке Николай Петров. Правой рукой Павлова — комиссаром «Храброго» — был утвержден хорошо зарекомендовавший себя в боях, походах, среди всего коллектива политрук первой роты Николай Кондратьев. Николаю Еремееву, успешно осуществившему вывод отряда из опасной зоны, достался «портфель» начальника штаба этого отряда.

Несмотря на наступившую распутицу, гитлеровцы проявляли все же большую активность.

Командир «Храброго» старший лейтенант Павлов сообщал из занятой им деревни Рай, что разведка обнаружила большую группу карателей на дороге между Черневом и Северой. Вскоре в штаб бригады пришло донесение и от Артюшина: «Колонна гитлеровцев двигалась от Сосниц на Релки. Наткнувшись на нашу засаду, повернула на Прудцы. Там была обстреляна нашим заслоном. Сейчас отошла к Горкам и Фекину».

Становилось все очевиднее, что неприятель ведет усиленную рекогносцировку местности, уточняет силы партизан.

— Так… — размышлял Никитин, — группируются, затевают что-то.

Он еще не успел приступить к исполнению своих новых обязанностей начальника штаба в «Боевом», поэтому смотрел на развертывавшиеся события с позиций разведчика. Доложив обстановку Шурыгину, Александр Макарович решил выехать в Рай: там у его друга-земляка Александра Андреевича Павлова сейчас особенно горячий участок обороны.

В деревне командира не оказалось. Комиссар Кондратьев сказал, что Павлов лично объезжает линию обороны, проверяет систему огневых точек, боеспособность рот, взводов, отдельных расчетов. «Узнаю, — подумал Александр Макарович, — узнаю Павлова: как всегда, во всем должен убедиться лично».

Не успел Александр Андреевич оставить лошадь у коновязи, как в воздухе раздался характерный звук «стрекозы» — так прозвали партизаны немецкий самолет разведчик-корректировщик.

— Не на лошадином ли хвосте ты его притащил? — пошутил Никитин, когда Павлов вернулся с обороны и вошел в избу.

— Третий раз уже облетывает… Должно быть, засек наше «стойбище»… Хотя маскировка у нас отличная — сам проверял.

Самолет сделал несколько кругов и скрылся за лесом. Никитин и Павлов приготовились отужинать, но появился новый незваный гость — бомбардировщик «юнкерс». На этот раз в нескольких местах взорвались бомбы, вспыхнули пожары. Когда улетел самолет, партизаны и крестьяне бросились тушить пожары.

Ночь прошла спокойно. На заре со стороны Мякшина показалась большая вражеская колонна. В арьергарде следовал обоз.

Павлов и Никитин смотрели на это шествие в бинокль. То, что боя уже не миновать, было ясно. Оставалось только одно: как можно дольше не обнаружить себя, подпустить карателей ближе.

Первые же залпы и пулеметные очереди заставили гитлеровцев залечь. Но потом они поднялись и двинулись в полный рост, с приставленными к животам «шмайссерами», с дикими криками, смысл которых разобрать в грохоте боя было невозможно.

«Психическая атака!» — подумал Павлов. И передал по цепи:

— Не робеть, бить наверняка, с близкой дистанции!

Вдруг в кустарнике, вплотную примыкавшем к начинавшемуся болоту, смолк наш пулемет: наверное, от перегрева заело диск. Тотчас же туда устремились фашисты, почувствовав свободную от огня зону. Уже были слышны их пьяные голоса:

— Иван, сдавайс!

— Рус, Москау капут, сдавайс!

Наконец пулемет заработал.

Бой длился долго. Появились потери и у партизан. Павлов решил отвести отряд.

Гитлеровцы бежали к деревне, продолжая что-то громко орать. Уже совсем близко от себя они видели какого-то нерасторопного русского, который со страху никак не мог справиться с лошадиной упряжью, суетливо возился у оглобель, что-то искал в повозке под сеном. Этого-то мужика они обязательно возьмут живьем — вон у него как руки трясутся…

— Рус Иван! Хэндэ хох! Руки вверх! Сдавайс!

Тот испуганно обернулся, сделал вид, что готовится поднять руки, и вдруг с силой резанул по гужам, вскочил на спину лошади и на глазах у карателей, бросив свою повозку, галопом помчался догонять своих. Враги настолько опешили, что не успели даже выстрелить вдогонку. Но если бы и попытались, партизаны тут же открыли бы огонь из пулемета, хорошо замаскированного на пригорке в густом ольшанике и прикрыли бы отход специально оставленного возиться у дровней своего товарища.

«Трофей» вызвал у карателей взвода фельдфебеля Гурвича большой интерес. Они сгрудились вокруг повозки, азартно вспарывали мешки, передавали из рук в руки впопыхах оставленный «рус Иваном» дробовик, у которого почему-то были сломаны курки на обоих стволах.

Головастый рыжеволосый ефрейтор достал из-под сиденья небольшую миниатюрную шкатулку из раскрашенного дерева. Такие обычно стояли на углу комодов, и деревенские модницы хранили в них свои украшения — серьги, бусы, медальоны.

— Не иначе как золото.

Каратели сгрудились и с нетерпением ждали, что же покажется сейчас под разрисованной крышкой. Но увидеть им ничего не удалось. Как только крышка чуть поднялась вверх, Гурвич, стоявший в отдалении, услышал сильный взрыв.

Это сработала «путевка в рай», сделанная в деревне Рай Никитиным и Павловым.