Павел Загребельный - Европа-45. Европа-Запад

— Да нет, я просто Арнульф Мария Финк, который сидел когда-то на одной парте с тобой. Помнишь, ты все норовил провести мне резинкой по волосам!

— Арнульф! — воскликнул Корн. — Боже ты мой! Ну и свинья же ты после этого! Нарядился франтом, вытанцовывает здесь по шпалам, как прима-балерина, и узнавай его! Так это правда ты?

— Я.

— Ну, здравствуй.

Они пожали друг другу руки. Можно было бы и обняться, но пять лет войны выскребли из их душ все сантименты.

— Давно мы не виделись, — растроганно проговорил фельдфебель. — Целое тысячелетие.

— Давно, — согласился унтер-офицер.

— И только подумать: служим в одной части, а не знаем об этом, — снова начал Арнульф.

— Мало ли здесь всякого мусору, — буркнул Гейнц.

— Однако ты остался такой же кусачей собачкой, как и был! — воскликнул фельдфебель и отвесил унтеру хороший удар кулаком в спину.

— А ты свиньей, — в тон ему сказал Корн и ответил таким толчком, от которого зашаталась бы и лошадь.

— И провонял же ты в своих окопах, как хорек! — заржал Арнульф.

— А от тебя, хоть и вылил ты на себя целое ведро кельнской воды, несет конской мочой, как от полкового ветеринара, — не остался в долгу Гейнц.

— Правда, несет? — обеспокоился фельдфебель.

— Еще как! Спроси ребят.

— Вот черт! Этот запах может выдать военную тайну.

— Тебе уже стали доверять тайны? Примазался к штабу?

— Вот,— фельдфебель показал беспалую левую руку,— видел, отчесало как бритвой!

— Где это тебя?

— Под Сталинградом.

— Скажи спасибо, что дешево отделался. Я тоже отдал бы все свои пальцы, чтобы сидеть сейчас в штабе.

— Откуда ты взял, что я в штабе? — пожал плечами Арнульф. — Я, брат, трофейная команда.

— В таком случае у тебя должно быть хоть немного русской водки.

— Вообще-то теперь никто о водке не думает, — сказал фельдфебель, — но для давнего дружка найдется немного. Ты можешь отойти от своих ребят на часок?

— Вот получу продукты, отправлю их и попробую дезертировать хоть на час.

— Осторожнее, пожалуйста, с такими словами, — оглядываясь, сказал фельдфебель.

— Да ты не бойся. Может, еще после войны дезертиров назовут немецкими национальными героями, а бухгалтеры будут вести статистику дезертиров.

— Все-таки не забывайся, Гейнц. Подумай, что ты несешь?

— Боишься моих ребят? А ты поди послушай, что они говорят в блиндажах.

— А этот? — фельдфебель кивнул на интенданта.

— Плевать мне на него! Не ему, а мне надо возвращаться на передовую. Могу я, наконец, позволить себе хоть такую роскошь — пошевелить языком!

Корн получил продукты, разделил их на три равные части и сказал солдатам: .

— Вы не очень спешите, я вас догоню. Надо земляка проведать.

Солдаты взяли термос с ромом, закинули на плечо ранцы из телячьей кожи, а брезент с хлебом потащили прямо по земле. Унтер-офицер тоже был навьючен как мул. За плечами у него висел ранец с консервами, на груди автомат, пояс оттягивали вниз тяжелый парабеллум, шесть запасных магазинов к автомату, противогазная коробка, в которой что-то подозрительно плескалось, и обшитая рыжеватым сукном баклага. Гейнцу достался еще и солидный узел с хлебом.

— Давай помогу, — предложил Арнульф.

— Не беспокойся, дотащу. Показывай лучше, где ты расположился.

— Конечно, не на станции. Не такой я дурак, чтобы ждать, пока на голову упадет бомба. Вон там, за леском, есть симпатичная мыза. Это моя резиденция.

— Ну, если так, — сказал Гейнц, — бери мой узел, хоть ты и фельдфебель. Только не закопти мне хлеб своей конюшней.

— Хочешь знать, откуда этот дурацкий запах? — спросил Арнульф.

— Если интересно — давай.

— Только смотри, никому ни слова.

— Говори, говори, в абвер [4] Военная контрразведка. не донесу.

— Вот видишь тот эшелон на крайнем пути?Видишь две гондолы в хвосте?

— Ну и что?

— Четырехосные русские гондолы, по шестьдесят тонн в каждой.

— Ив тех гондолах золото?

— Золото, только конское.

— Конское? — удивился унтер-офицер.

— Ну да, конский навоз.

— Вы отбили эти гондолы у русских?

— Вагоны, правда, в свое время были захвачены у русских, но навоз собирала моя трофейная команда.

— Навоз?

— От самого Каунаса.

— И это в то самое время, когда мы удирали как зайцы? Когда тысячи наших солдат гибли за великую Германию?

— Навоз тоже для великой Германии, — усмехнулся фельдфебель.

Они подошли к вагонам. На первой гондоле под металлической сеткой белела бумага Гейнц наклонился и прочтал: «Станция отправления — Шештокай, станция назначения — Дельбрюк. Адресат: барон фон Кюммель».

— Послушай, — почти шепотом проговорил Гейнц, — это тот самый Дельбрюк? Наш Дельбрюк?

— А ты думал!

— И там, в то время как я издыхаю в окопах, сидит какой-то барон фон Кюммель и трофейные команды собирают навоз для удобрения его полей?

— Так, наверно, и есть,— согласился фельдфебель.— Этот Кюммель не только барон. Он еще и группенфюрер войск СС и личный друг Гиммлера, и сам фюрер очень высокого мнения о нем, и еще там что-то, черт знает что...— сказал, пугливо озираясь, Арнульф.

— Откуда у тебя эта идиотская привычка оглядываться? — не выдержал Гейнц.

— У нас в дивизии, в абвере, работает племянник этого фон Кюммеля,— пояснил фельдфебель,— и если он услышит хоть слово о своем дядюшке...

— А может, ты врешь,— снова начал унтер-офицер.— Может, этот навоз здесь для маскировки — чтоб обмануть русских, продемонстрировать нашу уверенность, наше спокойствие или еще что-нибудь?

— Эшелон отправляется сегодня, как только стемнеет. Днем приказано держать его здесь, в тупике. Русские не догадываются, что на Шештокае стоят вагоны с заводским оборудованием, вывезенным из Вильнюса.

— И с навозом...— подсказал Гейнц.

— Навоз их не интересует.

— Я вижу, ты, дорогой, совсем утратил чувство юмора.— Гейнц сочувственно похлопал Арнульфа по плечу.— Русских не интересует навоз? А почему он должен интересовать меня, унтер-офицера Гейнца Корна? Почему я должен драться за какой-то Шештокай, отстаивать две гондолы лошадиного навоза?

— Можешь не драться,— пожал плечами Арнульф,— все равно, если русские захватят Мариамполе или узловую станцию Казлу-Руда, этот Шештокай можно будет выбросить собаке под хвост. Поэтому начальство и спешит. Мои ребята валяются без задних ног после этого навоза. Слава богу, задание выполнено. Сегодня отправляем эшелон.

— Ну, ну,— буркнул Гейнц,— хватит об этом. Где твоя мыза? Дождусь я сегодня водки?

Хутор, где остановился Арнульф, лежал неподалеку от станции, в тихой котловине, за зеленой шеренгой старых деревьев. Деревянный дом со стеклянной верандой и мезонином приветливо выглядывал из кустов сирени, улыбался солнцу, поблескивал стеклами, манил домашним затишьем, обещал прохладу и покой тому, кто устал в далекой дороге.