Альманах «Подвиг» - Подвиг, 1969 № 03 [альманах]

Доктор подошел ко мне сзади, закатал рукав и начал протирать кожу ватой. Запахло эфиром. Психоаналитик все еще продолжал изучать меня, оценивая материал, с которым ему предстояло работать, Пятеро охранников глазели на меня, держа пальцы на спусковых крючках. Я перестал думать о следующем шаге. Возможностей для него не существовало.

— Приступайте.

Игла вонзилась мне в тело.

Семь человек казались совсем крохотными, и я понимал, почему они стояли перед дверьми. Значит, причиной было расстояние, сделавшее их маленькими, ничего больше.

Часы показывали, что со времени инъекции прошло пятнадцать минут, и я начал обращать внимание на визуальные соотношения: величину людей у двери, интенсивность света, отражающегося на позолоте подоконников, высоту потолка и прочие вещи. О том, что мне в кровь ввели не препарат, вызывающий галлюцинации, сомневаться не приходилось; они нуждались не в том, чтобы я галлюцинировал, а в том, чтобы говорил правду.

В комнате было очень тихо. Огромная люстра неподвижно висела под потолком, словно бриллиантовая луна. Люди вокруг стояли, как бы изображая живые картины: семеро охранников в дальнем конце комнаты, неподвижные; ближе их Октобер, руки назад, ноги слегка врозь, неподвижен; еще ближе психоаналитик, он разглядывает меня, склонив голову набок, неподвижен.

Возле моего кресла доктор, сделавший укол, мне он не виден.

Моим единственным союзником были часы. После инъекции прошло шестнадцать минут. Часы были не мои, а врача-психоаналитика. Углубившись в изучение меня, он забыл, что я, готовясь сопротивляться действию наркотика, могу прибегнуть к их помощи; он совершил ошибку, скрестив руки на груди. Когда действительность начинает ускользать от вас, следует уцепиться за что-нибудь реальное, как утопающий хватается за доску в бушующем океане. Созданное человеком условное время является реальностью и измеряется точными степенями: вы можете посчитать, что прошло шестьдесят минут, но часы поправят вас, если вы ошиблись. Часы значительно помогали мне. Оки исправляли всякое искаженное представление о прошедшем времени, предупреждая, что мое ощущение времени и, следовательно, ясность мышления ухудшаются и что поэтому следует сделать над собой усилие, дабы выйти из этого состояния; они оказывали мне помощь в определении, что является моим непосредственным врагом: пентотал, амитал, гиоцин или что там введено в мою кровь и окутывает клетки мозга. Различные наркотики действуют по-разному и требуют разного времени.

Я не мог взглянуть на собственные часы, потому что они заметили бы это и, поняв опасность, отобрали бы их у меня. Мне хорошо были видны часы врача-психоаналитика, потому что он держал руки скрещенными на груди, и я периодически оглядывал его с ног до головы слипающимися глазами, словно начинал ощущать действие наркотика. В эти моменты я успевал взглянуть на его часы. Семнадцать минут прошло...

Ни звука не раздавалось в комнате в течение этих семнадцати минут, и тогда врач заговорил.

— Меня зовут Фабиан, — сказал он с застенчивой улыбкой. — А вас?

Анестезиолог взгромоздился на табурет рядом со мной, и я теперь видел белизну его халата на самой грани поля моего зрения. Он перетянул мне правую руку, следя за давлением крови, чтобы предупредить возможный обморок, проверял мой пульс и все время прислушивался к моему дыханию.

Действие снотворного началось лишь теперь, и поэтому я медленно перешел в контратаку, заставляя себя не заснуть и занявшись разрешением проблемы: какой препарат они мне впрыснули? Конечно, он был из барбитуратной группы, не амфетаминной; меня клонило ко сну, я не чувствовал возбуждения. Но пентотал должен был бы подействовать быстрее. Вопрос психоаналитика дал мне ключ к пониманию: я должен был ощутить настоятельную потребность к общению с человеком, расспрашивающим меня. Но действие любого наркотика разнится в зависимости от степени сопротивляемости ему. На операционном столе я бы не вел мысленной борьбы с хирургом, собиравшимся исцелить меня. В этой комнате и в этом кресле я был готов бороться за свою жизнь.

Чтобы определить, какой препарат мне ввели, я должен был совершить сложные сопоставления действия различных наркотиков, учитывая реакцию в данных условиях (соответственно известным мне характеристикам моего организма).

Игра не стоила свеч...

Спокойно. Игра стоит свеч. Если ты не будешь соблюдать осторожность, это может повести к смерти людей, таких людей, как Кеннет Линдсэй Джоунс...

Веки у меня отяжелели. Врач наблюдал за мной, ожидая моего ответа. Стрелки на часах едва двигались... Он только что что-то сказал... Что он сказал?.. «Меня зовут Фабиан. А вас?» Сделай поправку и учти — казалось, что прошло пять минут, а стрелки показывают, что прошло всего тридцать секунд...

Отвечай отчетливо, звонко.

— Квиллер. — Неплохо.

— Это фамилия. А имя?

Имя... Имя... Чувство симпатии...

Молчу.

Мысли ясны. Если это пентотал, то вряд ли он может ожидать какого-нибудь общения с моей стороны. Сейчас он начнет задавать вопросы, перед тем как я погружусь в небытие, затем снова начнет расспрашивать в сумраке пробуждения.

Какие еще ясные мысли? Фабиан. Мне приходилось слышать это имя среди имен представителей медицинского мира... Доктор Фабиан... Кто-то называл его... Выдающийся психоаналитик. Группа «Феникс», она обращается за помощью к лучшим...

— Как ваше имя?

Молчу.

Он может проиграть. Я медленно теряю сознание, и у него не хватит времени, чтобы получить от меня связные ответы. Может быть, это не пентотал? Что они хотят узнать? Во-первых, мою должность, местопребывание берлинской резидентуры, фамилии агентов, действующие шифры и так далее. Во-вторых, что более важно, они хотят узнать, что мне известно относительно «Феникса». В-третьих, в чем заключается мое нынешнее задание. Они не будут спрашивать меня об этом прямо. Они прибегнут к испытанному методу наводящих вопросов, которые вынудят меня уклоняться от ответов и лгать, чтобы скрыть правду, так что даже малейшее замешательство может выдать меня. Этот способ был неэффективен лишь для выяснения имен.

— Инга, — шепотом ответил я.

Красная черта. Я перешел через нее. Прошло всего несколько секунд, как он спросил: «А как ваше имя?» — вовсе не десять минут, как мне показалось. Я сосредоточивал внимание на необходимости ясно мыслить (и тем самым сопротивляться воздействию снотворного). Типичная реакция на пентотал началась подсознательно: скрытые мысли помимо воли лезли на поверхность, подавляя все другие мысли об опасности и необходимости владеть собой.

— Вас зовут Инга? — переспросил он, не проявляя никакого удивления.