Альманах «Подвиг» - Подвиг, 1969 № 03 [альманах]

Всего трясет. Запах пота. Снова спад, но иного рода: совершенно ясно представляю себе, совершенно отчетливо — они добиваются, чтобы я назвал им имена и шифры и какое у меня задание, — отчетливо сознаю, что должен держать себя в руках, спасти жизнь многих людей и само существование резидентуры. И все время непреодолимое желание выболтать все и сразу покончить с этим... Как у алкоголика: рука, тянущаяся за бутылкой, и мозг, тщетно пытающийся остановить это движение.

— Вы не должны наклеивать марки на письма? Нам это известно. — Нежный голос, почти гипнотизирующий. — Нам неизвестно лишь, как вы получаете сообщения. По-видимому, это очень умно придумано, если никто, ни один человек этого не знает...

— А откуда, черт возьми, кто-нибудь может знать, если все делается строго конспиративно? Вы думаете, что наша организация могла бы противостоять людям, подобным людям из «Феникса», если бы половина администрации не была бы занята тем, как направлять и получать секретные сообщения без Поля в ящике-контейнере, и Вин... Винограда... Винограда... Винокура... одного поля ягода... когда она склоняется над тобой, но я не скажу, не скажу, не скажу...

— Виноград? Винокур... Дальше... дальше...

— Все, все!

— О, я знаю, о каком ящике вы говорите...

— Нет, вы там никогда не были...

— Поле? Ящик в поле? Полевой ящик?

— Она стройна, говорю я вам!

— Ящик... Ящик... Какой ящик? С виноградом?

— Гадайте еще раз...

— Помогите мне.

— Гадайте, гадайте, Фабиан... Фабиан... Прости меня, Солли. Это я виноват...

Ясное ощущение опасности, ясное ощущение беспомощности, они ухватились за виноград, боже, помоги мне, я проговорился о Поле... Виноградное поле... Молчи! Или пусть он созреет, виноград... Три мысли — Инга (секс), Кеннет Линдсэй Джоунс (потрясение от его гибели) и Солли (чувство вины). Могу играть на этих трех вещах, потому что они отвлекают мое внимание и уводят от исповеди. Так будет безопаснее, потому что двое из них мертвы, а она, она — сама смерть...

Снова охватывает дрожь. Кресло вибрирует, словно сиденье в самолете, взмывающем в небо. Рот полон языка и — жажда говорить, говорить, говорить... «Цветы у стены... Цветы, я принесу цветы на могилу Солли, в случае моей смерти перешлите этот контейнер Солли на Флорес Лас Рамблас лично — я сказал лично, слышите меня, слышите, проклятые ублюдки?» Дрожь, лихорадочный озноб и чья-то рука на кисти моей руки.

— Что со мной, доктор? Что со мной?

Я слышу свой голос. Это я кричу, да, я... Если бы только Солли услышал меня!

— Это в Барселоне. Мы знаем...

— Вы знаете не все.

— Мы знаем авеню в Барселоне, которое называется Лас Рамблас. А какой номер?

— Испанская инквизиция в новом стиле при помощи амитала, а вы видали когда-нибудь быка с кольцом в носу, быка на арене с кольцом в носу? Она стоит, как матадор, ноги вместе, бедра вперед, и вы хотите забодать ее, как бык, если она будет стоять так на арене, на арене...

— Вы не забыли номер в Лас Рамблас?..

— Вы его не знали и не узнаете...

— Нам известно, что это не пятнадцать...

«Ходят косари, ходят косари по лугу...»

— Ведь мы же должны послать туда коробку-контейнер, но не знаем номера дома...

— Убирайтесь к дьяволу!

— Где находится ваша резидентура? Уж конечно, не в Барселоне?

«Держись, Квиллер! Боже мой, как тяжело! Держись, будь они прокляты! Ты обладаешь преимуществом перед ними. Используй же его, Квиллер!» Период максимальной эффективности препарата заканчивается, и я чувствую, что скоро начну освобождаться от действия инъекции. Что им удалось добиться от меня? Всего лишь четыре имени: Поль, Джоунс, Солли, Инга... Да, но Солли и Джоунс мертвы, Инга — сумасшедшая, а Поль — вне их досягаемости. В телефонном справочнике Берлина много Полей, и по одному лишь имени его не найти. Но еще? Возможность посылать письма без марок, коробка-контейнер, но ничего существенного... Максимальная точка действия препарата достигнута! Продолжай держать себя в руках, Квиллер! Спокойнее!

— Мы отправим контейнер в Барселону, и ваш человек сможет получить его в Лас Рамблас. Ну, что проще? Нужно всего лишь поставить номер на коробке и...

— Где я?

— В Лас Рамблас. Да, но какой номер!

— Пять.

— Пять?

— Шесть, семь... Все порядочные негры...

— Пятьдесят шесть? Точнее!

«Заметно, что они начали уставать. Превосходно! Их давление на меня ослабевает. Мое сознание проясняется, и все представляется мне значительно отчетливее. Буду продолжать их обманывать».

— Бурро — по-испански осел. Вы говорите по-испански? — Я не мог молчать, мною овладело неудержимое стремление говорить. Это все еще результат инъекции, однако ее воздействие окончится уже через несколько минут.

— В Лас Рамблас я всегда разговариваю по-испански. Может быть, вы хотите через нас связаться со своим человеком в Барселоне?

— Сегодня они уже настороже, а вчера... — (Следи за собой, ты можешь проболтаться!) — Послушайте, если вы полагаете, что...

— Почему вы остались в Берлине? — В голосе у него впервые прозвучало плохо скрываемое раздражение.

— Новое поколение изобретает такую музыку, о которой раньше никто даже и не думал. Сложнейший, чарующий вас балет. Испытайте меня...

— Мы полагали, что Бы вылетаете...

— Пусть летают свиньи, пусть летают фениксы, и чем выше они поднимутся...

— Фениксы? Феникс — да. Как вы узнали о «Фениксе»?

— Вы подслушивали мои телефонные разговоры, мерзавцы. Ничего вы...

— Что делал Солли?

— Моя вина... моя вина...

— Над чем он работал?

— Нацистская война... это же преступно...

— Какая война? Бактериологическая? Нам об этом хорошо известно. Что должен сделать с контейнером ваш человек в Барселоне?

«Ничего существенного я не должен говорить. Положение все еще опасное. Мои ответы — путаные и неясные. Это хорошо, однако он умело отбирает из них полезные детали. Он обязан чего-то от меня добиться и сделать это поскорее, иначе будет поздно, и ему это понятно; некоторые его вопросы слишком прямолинейны, как, например, почему я в Берлине. Он явно торопится... Мое состояние улучшается, худшее уже позади — покалывание кожи прекратилось, не поддающееся контролю беспокойство проходит, ясность мышления восстанавливается».

— Только что звонили из вашей резидентуры: вам приказано немедленно отчитаться в своих действиях. Начинайте, Квиллер.

Действие инъекции закончилось, и я почти полностью владел собой.

— Начинайте отчитываться, Квиллер!

Физически я уже не мучился, если не считать боли в плече и жажды. Плохо, что у меня не было желания к чему-то готовиться, и я ощущал какую-то потерянность. Это не может продолжаться; если я выживу, то только за счет сообразительности, и мне следует тщательно готовить свои дальнейшие действия.