Виталий Мальков - В пекле огненной дуги

В октябре немцы уже близко подошли к Москве, которая готовилась защищаться до конца. На улицах, выходящих из города на запад, северо-запад и юго-запад, появились баррикады из мешков с землёй, заграждения из колючей проволоки и противотанковые ежи.

Александра всё сильней и сильней мучили вопросы, на которые он, как и многие другие, тщетно искал ответы. Как так могло произойти, что Красная армия не устояла под натиском фашистов и откатывалась назад, оставляя один за одним советские города? 28 июня пал Минск, 26 июля — Могилёв, 28 июля немцы захватили Смоленск, а 19 сентября — Киев, 7 октября советские войска оставили Вязьму, а 13 октября — Калугу, и теперь бои шли уже под Можайском, то есть всего лишь в каких-то девяноста километрах от Москвы.

Почему? Почему? Почему?..

15 октября 1941 года Государственный Комитет Обороны вынужден был принять суровое Постановление «Об эвакуации столицы СССР»…

На следующий день, ближе к обеду в училище начали просачиваться тревожные слухи — один мрачнее и хуже другого.

— В городе паника, — заговорщицким тоном сообщил в курилке, между занятиями, Пётр Мартынюк, который, как и Александр, был старшиной-сверх-срочником. Он прибыл в Высшую школу из-под Ашхабада, с иранской границы. — Метро не работает, трамваи и троллейбусы ходят хреново. Говорят, партийное начальство бежит из Москвы.

Мартынюк был на два года моложе Романцова и имел почти такой же рост. Да и характеры у них сильно походили — оба озорные и борзые. Возможно, именно поэтому они и подружились здесь.

В курилке, кроме них, находилось ещё трое курсантов.

— Не бреши! — не поверил Александр. — Откуда ты знаешь?

— Случайно слышал, как наш снабженец рассказывал начальнику кафедры огневой подготовки. Он сказал, что, вроде как, принято постановление об эвакуации предприятий и административных учреждений.

— Неужто Москву сдадут? — высказал кто-то вслух страшное предположение. — Как думаете?

— Да не может того быть, — усомнился Александр. — Вон сколько баррикад настроили на улицах да ежей понаставили.

— Ну а что, Наполеону вон сдали, а потом-то всё одно погнали его. — Мартынюк достал из кармана бридж свёрнутые вдвое листочки курительной бумаги. — Может, и щас так будет.

— Ты думай, что несёшь, — разозлился Александр. — Нельзя Москву сдавать, да и не будет этого. — Он принял из рук товарища один из листиков, чтобы свернуть самокрутку, но вдруг насторожился. — Не понял, Петро, что это?

— Да листовки немецкие. — Мартынюк усмехнулся. — Помнишь, в августе на нас сбросили, когда мы ров копали? Я тогда несколько и заныкал. Смотрю, они как раз для самокруток годятся.

Александр вспомнил, как немецкие самолёты, летевшие бомбить Москву, сбросили на копавших противотанковый ров людей множество таких прокламаций. Он ещё раз прочёл текст…

Бойцы и командиры Красной армии!

Сталин и его приспешники, в интересах интернационального капитала и евреев, гонят вас на верную смерть. Гонят, в то время как в освобождённых от большевиков областях строится новая жизнь без каторжных колхозов, без капиталистов, без помещиков, без потогонной стахановщины и социалистических соревнований! Ваши правители и вожди ни к чему не способны, они бегут и оставляют вас на произвол судьбы.

Решайтесь: хотите вы умереть или жить? У нас вы будете жить!

С пленными мы обращаемся хорошо. С перешедшими добровольно на нашу сторону, по новому приказу Гитлера, обращение ещё лучше: они получают особое удостоверение, обеспечивающее им лучшее питание и ряд других льгот. Всех желающих работать мы устраиваем на работу по специальности.

Торопитесь!

Немцы в занятых ими областях уже приступают к разрешению земельного вопроса. Не опоздайте, иначе вы останетесь без земли!..

— И ты эту пакость всё это время хранил? — впросил он у Мартынюка.

— Да завалялись. — Пётр смутился. — А сегодня вот нашёл.

— А если бы особист наш нашёл? Ну ты даёшь… — Александр по-быстрому свернул самокрутку и закурил.

— А фашисты-то хитрые, суки, — с усмешкой сказал один из курсантов. — Специально, видать, на такой бумаге отпечатали. Знали, что кто-нибудь подберёт на самокрутку.

— Ага, на таких лопухов и рассчитывали. — Александр хмуро покосился на товарища.

Мартынюк явно был сконфужен, но старался не подавать виду. Все пятеро закурили и некоторое время молчали, затем Пётр вернулся к первоначальной теме.

— Снабженец сказал, что многие партработники загрузили своим барахлом под завязку машины и драпают на восток. Были случаи нападения на них. Вот такие пироги…

— Крысы они, вот и бегут! — Александр в сердцах выругался матом. — Пригрелись на теле советской власти… А в трудную минуту их сущность гнилая и проявилась. К стенке их всех гамузом поставить… — Он затянулся самокруткой и с шумом выдохнул, стараясь успокоиться. — Ничего, товарищ Сталин с ними разберётся. И не допустит, чтобы Москву сдали.

— Ага, если он ещё здесь, — тихо произнёс кто-то из курсантов.

— Ты, Коля, засунь язык куда подальше, — посоветовал ему Мартынюк. — За такую болтовню… сам знаешь…

После этого разговора настроение у Александра было испорчено. Он считал сдачу Москвы немыслимой, но теперь в душе настырно заскреблись чёрные кошки сомнений. А вдруг?.. Мало ли что…

А вечером, сразу после раннего ужина, их отправили на патрулирование столицы, разбив на группы по три человека. Александру уже не раз доводилось попадать в патруль, как днём, так и ночью, и это стало делом привычным. Но сегодня он чувствовал, что дежурство будет непростым.

Вместе с ним в одну группу попал и Мартынюк, а третьим с ними был капитан Фёдор Попов, который учился как раз на Высших курсах и, соответственно, как самый старший по званию, возглавил патруль. Все в новеньких шинелях и ушанках, в натёртых бархоткой до блеска хромовых сапогах, туго перетянутые в поясе ремнём, они выглядели очень даже браво и внушительно. У каждого на боку висела кобура с ТТ, а на груди — электрический фонарик, который был зацеплен за крючок слева на воротнике.

Также за группой закрепили молодого лейтенанта из милиции Василия Карасёва.

Им достался район Курского вокзала с прилегающими улицами: Чкаловской [22] 22 , Карла Маркса [23] 23 и Гороховской… [24] 24

В этот вечер Москва походила на буйнопомешанного, у которого начался сильный приступ страха и агрессии. Людей словно поразила эпидемия неведомой душевной болезни, усиливающей все их дурные качества и тёмные стороны. На улицах было много горожан, куда-то спешащих со злыми, неприветливыми, испуганными лицами, говорящих какие-то нехорошие вещи и похожих на затравленных зверей. Раздавались различные обвинения, грязная ругань и оскорбления в адрес руководства страны и даже лично в адрес Сталина.