Михаил Зайцев - Особое задание. Записки разведчика. Прыжок в ночь

Ах, если бы и Саша мог повторить такую шутку! Как был бы рад я… Но смерть есть смерть.

Тогда мы решили сделать бросок и поползли вперед. Я полз, буравя снег головой и обливаясь потом. Во время коротких остановок стрелял очередями из автомата.

В нескольких шагах от меня полз он, Саша. Проползет несколько шагов, сделает два-три выстрела и снова ползет. Когда до немцев осталось метров двадцать, Александр встал и с криком: «Бей фашистов!» - прыжками, проваливаясь по пояс в снег, кинулся вперед. Зажав в руке гранату, я бросился за ним. За нами поднялись и остальные десантники. Захлопали взрывы гранат. Захлебнувшись, смолкли немецкие автоматы. Стало тихо, и опять робко застучал дятел.

Фрицы бежали в деревню, где у них были основные силы, оставив на месте два трупа. Мы, не считая раненых, без потерь вернулись в Дубровку. Когда шли, я не сводил восторженных глаз с Саши. Замечая мои взгляды, он смущенно краснел.

…Все мы любили жизнь, хотя она и не баловала нас. Жизнь, труд и Родина были неразделимы в нашем понятии. Никто и никогда не рассчитывал на случай или удачу. Твердо знали одно: только труд и знания, помноженные на опыт, являются тем ключом, которым можно открыть любую дверь, достигнуть желанной цели. Поэтому и считали мы учебу своим главнейшим и первейшим делом. Не прочь, конечно, были при случае и повеселиться, если представлялся повод.

На всю жизнь остался в памяти день рождения Виктора за неделю до войны. Был и Саша. Неловок и застенчив, он частенько попадал на шутку никого не щадившего Ивана. Лена, Сашина избранница, тоже была на именинах и задавала тон веселью.

В разгар пиршества предложила вдруг потанцевать и тоном, исключающим всякую попытку увильнуть, приказала: «Мальчишки, отодвигайте столы и стулья!»

Я разговаривал с хорошенькой студенткой, приглашенной Виктором, и пропустил Леночкину просьбу мимо ушей. Это не ускользнуло от ее внимания.

- Мишка, тебя что, не касается? - Лена топнула ножкой.

Я ухватился за стол и, не рассчитав силы, так его двинул, что Лена, помогавшая мне, упала прямо в объятия Саши. Растерявшись от свалившегося в его руки счастья, он ни за что не хотел расставаться с ним.

- Отпусти! - еле слышно прошептала пунцовая от смущения девушка.

Саша, не расслышав, продолжал крепко ее держать.

- Держи, Сашенька, держи!

- Лучше синица в руках, чем журавль в небе!- Вьюном к ним подскочил Иван и, выхватив из рук Александра легонькую, как перышко, Лену, закружился с ней в плавных звуках вальса. Глядя на развевающееся белое платье своей избранницы, Саша только удивленно хлопал глазами…

- Миша!

Вздрогнув, я рывком вскинул автомат к плечу.

- Миша, ты что? - озабоченно спрашивал меня Иван.

- Да я так, ничего, задумался.

- Помоги Сашу уложить на лыжи, в деревне его похороним…

Связав лыжи парашютной стропой, положили на них тело друга повезли в деревню. Сержант с Иваном тянули лыжи за стропу, я подталкивал лыжными палками. Мне хорошо было видно побелевшее лицо друга. Только теперь увидел, какие красивые были у него брови и длинные, загнутые ресницы.

Прошли метров пятьсот.

- Отдохнем немножко, - предложил я.

Останавливались не раз. Разговаривать никому не хотелось.

Когда наш печальный кортеж въехал в деревню, мало кто обратил на нас внимание. Смерть стала обыденной. Для Виктора, как комсорга взвода, тяжелая выпала миссия: при общем молчании (перед тем как опустить тело в воронку от бомбы), расстегнув на Саше десантную куртку, он достал его комсомольский билет и также молча передал его комиссару Васильеву. Так делалось всегда. Тот положил билет в планшет, взял под козырек и застыл по стойке «смирно». И так стоял до тех пор, пока над прахом погибшего последним надгробным словом не прогремел наш ружейный салют. Неподкупно смелый, готовый для друга на все, даже жизнь свою не пожалевший, Саша остался в моей памяти навсегда. Гибель друга явилась первой потерей нашего «броневого» отделения, как в шутку называли его десантники.

Добрый наш друг словно предчувствовал несчастье, когда на аэродроме в Раменском предложил дать клятву молчания. И вот непоправимое свершилось. Он ушел из жизни в свои неполные двадцать лет, чтобы могли жить другие. Тяжелым и грустным был этот день для нас» его друзей.

Когда пришли на КП, здесь обо всем уже знали.

Понимая наше состояние, младший лейтенант Цветков ни о чем не расспрашивал, разрешил нам вернуться на свои места.

- Климачев, останься! Тебе надлежит в штаб батальона явиться, связным будешь,- остановил его комвзвода.

Иван остался, проводив нас печальным взглядом. Сержант тоже задержался на КП.

- Вот и не стало Сашки Агафонова, а сколько еще продлится война, неизвестно,- разговаривал сам с собой шедший за мною Виктор. Ему хотелось отвлечься от тяжелых дум и вызвать меня на разговор, но мне ничего не шло в голову.

Добравшись до танка, мы подлезли под него и молча улеглись со своими мыслями и думами.

Через три дня после гибели Саши ротный приказал нам с Виктором перебраться с пулеметом в самый ближний к фрицам конец траншеи, где был сооружен «блиндаж» из досок и снега, с амбразурой для пулемета. Блиндаж был на плохом счету. Дня не проходило, чтобы здесь кто-нибудь из десантников не был ранен или убит.

На новом месте мы расположились по-хозяйски: установили пулемет, разложили диски, гранаты. Все ничего было бы, вот только соседи смущали. У стенок блиндажа и в траншее лежали уложенные друг на друга трупы фашистов. Они, не в пример живым, не беспокоили нас. В горячие минуты перестрелок мы вообще не замечали их. И все-таки неприятно было.

Перемена «места жительства» не изменила в нашей жизни ничего, разве что возросла опасность попасть под пулю или осколок. Брони над нами теперь не было. Да и с этим можно было бы примириться, если бы не появившийся у фашистов снайпер. Его мишенью было сердце. Стоило приподняться над траншеей, как тут же раздавался выстрел. Так был убит Ваня Климачев.

Рано утром (не помню, на какой день после новоселья) я встретил его у ручья, куда спустился помыть руки. Утро было по-весеннему солнечное, с запахами южного ветра. И ручей журчал как-то по-особенному, словно радовался наступающей весне и теплу.

Иван шел на КП с пакетом из штаба. Поздоровался, спросил:

- Как вы тут с Витькой? Все бока, наверно, под танком пролежали?

- Нас давно уже в самый ближний к фрицам блиндаж передвинули. Теперь до них - один бросок гранаты.

Увидев торчащую из кармана моей куртки рукоятку гранаты, Иван, о чем-то вспомнив, полез в карман своей куртки.

- Возьми вот, с Витей пожуйте, сушеные грибы,- протянул он мне несколько черных шляпок с ладонь величиной.

Я недоверчиво уставился на них.