Михаил Зайцев - Прыжок в ночь

Фрицы, по-видимому, проводили разведку боем. Словно поперхнувшись, они разом смолкли и затоптались на месте. Потом с завидной прытью повернули назад и скрылись в тумане, оставив на болоте несколько убитых.

И только собрались мы продолжить беседу, как истошный вопль опять нарушил тишину рождающегося дня.

- Кто-то из «тевтонцев», видимо, в болотное окно угодил, - заметил, прислушиваясь к жуткому крику, самый бородатый партизан.

Не успел он договорить, как завыли фашистские мины и начали рваться в том самом месте, откуда доносился вопль. Минут пять продолжался обстрел, крик после этого больше не повторился.

- Волки - волки и есть! Своих и то не жалеют - бросили, а теперь добили.

- Прямо оторопь берет, как подумаешь, что будет, если они возьмут верх! - проговорил бородач.

- Не бывать этому! Головы все сложим, но фашистов порешим, - горячо и страстно воскликнул самый молодой лесной мститель, с мягким и редким пушком вместо бороды.

Все мы были полностью с ним солидарны.

Побеседовав и покурив партизанской махорочки, проводили дорогих гостей в штаб батальона.

Прошло больше недели. Часть десантников, в их числе и меня, так называемых ветеранов, отозвали из Акулова на охрану штаба бригады. Он находился возле деревни Богородское, в лесу. Мы шли по дороге, пролегавшей по мелколесью меж молодых берез и сосен. Ярко светило солнце, играя лучами в нежной зелени берез. В небе заливались жаворонки, домовито хлопотали черные грачи. От всего этого пахнуло мирным покоем. На короткий миг ушла куда-то война. Но она не забывала напомнить о себе то отдаленным взрывом, то пулеметной очередью или могильным холмиком.

Вот и на этот раз. На повороте дороги стояли два подбитых танка с крестами. Их башни валялись в стороне. Подошли ближе. Стальные чудища были искорежены взрывом. Змеями за ними тянулись перебитые гусеницы. Невдалеке, под лапистой елью, возвышался песчаный холмик. В песок был вбит колышек с дощечкой и надписью на ней: «Их было пятеро. Они погибли, но не пропустили фашистские танки».

Ни имен, ни фамилий. Мы молча постояли несколько минут. Пахло прелой землей, зеленая травка тянулась к солнцу.

Остаток пути шли без разговоров. На место пришли под вечер. Соорудили из веток шалаши, распределили часы суточного дежурства по охране штаба. После трех-месяцев передовой наступившая тишина была непривычной.

Между тем приближался день 1 Мая. Его ждали с нетерпением. В этот день должно было состояться награждение отличившихся. Каждый мечтал быть в числе их. За несколько дней началась подготовка к встрече: чистили и стирали одежду, брили бороды, у кого они росли, стриглись тупыми ножницами. Все хотели быть на высоте в этот день.

В день праздника было общее построение в расположении штаба бригады. Минутой молчания почтили память павших. Потом командир бригады тепло поздравил всех с праздником и пожелал боевых успехов в борьбе с врагом. После торжественной речи было вручение наград и подарков, присланных с Большой земли. По окончании торжества, радостные и взволнованные, а счастливчики с новенькими орденами и медалями на гимнастерках, вернулись в свое расположение.

Прошла неделя после праздника, прошла и вторая. Ночью, в хорошую погоду, над головой шумели наши транспортники: «дугласы» и «кукурузники». Как трудолюбивые шмели, самолеты доставляли с Большой земли боеприпасы, медикаменты, мешки с сухими пайками. Экономя время, летчики часто сбрасывали мешки не приземляясь, с небольшой высоты. «Кукурузники» привозили по два, по три мешка: Выключив моторы, летчики кричали сверху: «Крылатники, принимай сухари!»

Стою я однажды утром на часах, на лесной опушке, за околицей деревни, и дышу «березой». Слышу, тарахтит что-то над лесом. Опять, думаю, рама проклятая летит (этот фашист-разведчик целыми днями, словно привязанный, торчал в небе). Но нет, смотрю, наш «кукурузник» жмет.

- Привет! - крикнул я в небо и замахал шапкой.

Самолет сделал надо мной круг, поднялся повыше и сбросил какой-то темный предмет. Вскоре над ним раскрылся парашют. От самолета отделился второй предмет, и над ним тоже появился белый купол.

«Сухари», - решил я, и побежал к месту, где должны были упасть грузы. Метрах в ста приблизительно.

Пока добежал, оба груза были уже на земле. Вижу: один из грузов зашевелился, поднялся с земли и говорит девчоночьим голосом:

- Стой! Пропуск! - И автомат на меня нацеливает.

Я так удивился увиденному и услышанному, что потерял дар речи.

- Ты-ы-ы… к-к-то? - повернулся наконец у меня язык.

- Пропуск, или стрелять буду! - снова девчоночьим голосом предупредил «груз».

Чисто механически, не придя еще в себя от удивления, я назвал пропуск. После того как в ответ услышал отзыв, подошел к парашютисту, помог ему снять и уложить парашют.

- Откуда? - спросил я.

- Из Москвы, с рацией к вам.

- Ты что, все время по-девчоночьи говоришь? - недоверчиво спросил я.

- А ты что, слепой, не видишь, кто я? - повернулся он ко мне лицом.

Внимательно вглядевшись в стройного и щеголевато одетого (по сравнению со мной грешным) небесного гостя, только тут обратил внимание на нежный овал лица и кудряшки, выбившиеся из-под шлема.

- Теперь вижу, - покраснел я.

- А уж я подумала, одичали вы здесь совсем, людей перестали различать, - сказала смелая девушка не без насмешки, оглядев мою непрезентабельную фигуру.

Что и говорить, привлекательного во мне было мало: худой, в потрепанном зимнем обмундировании, прожженном во многих местах, а главное, в шапке, в мае-то месяце.

Я готов был от смущения провалиться на месте.

Заметив мою неловкость, девушка улыбнулась краешком пухлых губ и попросила:

- Отведи меня к командиру!

- Вон он уже бежит, - кивнул я в сторону леса, откуда показались комвзвода Цветков и еще несколько десантников.

- Товарищ младший лейтенант, задержана радистка с Большой земли.

- Хорошо, в штабе разберемся, а сейчас идите на пост, - приказал он.

Сожалея, что не удалось похрустеть ржаным, поджаристым сухариком и по-настоящему поговорить с такой милой и симпатичной девушкой, я пошел на свой пост.

Нет, не напрасно сожалел я о сухарях. Туго нам приходилось с питанием. По простоте солдатской мы все валили на несчастных интендантов. Как назло, еще и погода вскоре установилась нелетная. Выручала солдатская смекалка: если попадалось перезимовавшее под снегом картофельное поле, ели лепешки из крахмала, если попадалась лошадь, отбившаяся по неосторожности от ротозеев обозников,- ели шашлыки.

Однажды утром нас, человек тридцать (Виктор в это число не попал), послали в засаду на большак, километров за десять от места нашего расположения. По этому большаку, по данным разведки, должна была двигаться колонна автомашин с фашистами и боеприпасами. Командовал нами молодой лейтенант Ильичев из первой роты, окончивший перед войной военное училище в Москве. Десантники роты говорили о нем: мировой лейтенант.