Михаил Зайцев - Прыжок в ночь

За год до войны Юрий окончил лесотехнический техникум и работал лесничим. Был он года на два старше нас и опыта жизненного побольше имел. В остальном же был нашего, комсомольского поля ягода.

Кроме нас, четверых, в отделении числились еще два парня из Костромы, бывшие первокурсники института. Звали их Володей и Женей.

Ротное и батальонное командование были сплошь кадровики, окончившие военные училища.

Наибольшее уважение и авторитет завоевал позднее между нами, десантниками, ротный комиссар Васильев, лет тридцати пяти, с благородными мужественными чертами лица. Сердечно и убедительно умел он беседовать с людьми. Был строг, но отзывчив. Никогда не превышал своих прав, не умалял достоинства других.

Сурово, но справедливо солдатское суждение. Солдат видит и подмечает все: и достоинства, и слабости командира, в чьи руки он отдает свою жизнь. Солдату далеко не безразлично, кто будет им распоряжаться. Немало примеров тому, когда солдат жертвовал всем: последней каплей воды, последним куском хлеба и даже жизнью - ради любимого командира. Поэтому редко кому из командиров, не сумевших заслужить уважение солдат (или еще хуже, потерявших его), удавалось быть хозяином положения.

Солдат великодушен и чистосердечен. Он может простить командиру многие его слабости, но незаслуженную обиду не простит никогда.

Несмотря на страхи, мне льстило, что я буду десантником-парашютистом. Этот род войск был овеян романтикой подвигов и бесстрашия.

Представление о парашюте и о прыжках с ним у меня было весьма смутное - по очеркам и книгам, если не считать прыжков с зонтом с крыши своего сарая.

В первые дни службы мы занимались строительством землянок, копали котлованы, таскали из леса бревна. Через неделю справили новоселье. Перед этим сходили в городскую баню, получили обмундирование: кирзовые сапоги, диагоналевые и теплые брюки с нашивными карманами, гимнастерки, теплые куртки с воротниками, шапки-ушанки с подшлемниками.

Во время принятия присяги - это было в день праздника Октябрьской революции - нам вручалось и боевое оружие. Мне, Ивану и всем первым номерам минометных расчетов вручили переносные ротные минометы и личное оружие - наганы. Вторым номерам - Виктору, Александру и другим - автоматы и металлические контейнеры для переноски мин. И, конечно же, всем самую необходимую и неотъемлемую принадлежность десантников - ножи.

Наша жизнь пошла по законам военного времени. Днем ходили на занятия в лес, на стрельбище, кололи чучела, лазили через стенки, ночами несли караульную службу. Поначалу доставалось здорово, но несмотря на усталость, с занятий возвращались с песней.

Помкомвзводу чем-то приглянулся наш запевала Кокорев. Помню, любил он после вечерней проминки, перед строем, поучить нас жизни, как он выражался, на сон грядущий. Построил однажды, как обычно, взвод посреди землянки и начал со своего любимого изречения: «Что вы спите на галопе, Макарий бы вас взял!» Склонив повинные головы и опустив глаза долу, мы молча слушали его речь, стараясь не уснуть стоя. Кокорев, чему-то усмехнувшись, встал по стойке «смирно» и спросил:

- Товарищ помкомвзвода, разрешите обратиться!

- Обращайтесь, - остановился тот.

- Скажите, а Макарий тоже был десантником?

Сон наш как рукой сняло. Мы с любопытством ожидали, что ответит помкомвзвода.

- За пустые разговоры в строю - один наряд картошку чистить, товарищ Кокорев, по-лу-чи-те! - ответил с расстановкой помкомвзвода и спокойно продолжал речь.

Тернисты пути-дорожки к сердцу командира, подумал я, с завистью поглядывая на счастливца-запевалу. О таком наряде каждый из нас мечтал. Кухня являлась не последним аргументом в нашей солдатской жизни.

По натуре помкомвзвода был незлым человеком, к тому же еще и отцом двух дочерей. Жалел он нас, но въелась, видно, в него привычка воспитателя-отца.

Мы хорошо понимали, нет людей без изъяна. У каждого что-нибудь есть свое, отличное от всех, поэтому не обижались на него. Индивидуальных особенностей у всех хоть отбавляй, а устав один.

Начались, как нетрудно догадаться, уставные конфликты, посыпались наряды, заполнились места пустовавшей губы.

Готовясь к будущим действиям десанта в тылу врага, мы совершали многокилометровые ночные марши но 40-50 километров. Когда в морозную полночь .раздавалось басовитое «В ружье!» - все через три минуты пулей выскакивали из землянки, одетые по всей форме. Выстроившись повзводно, ждали следующей команды. Хорошо, если слышали: «Разойдись по землянкам!» - радуясь, бежали досыпать. Но вот: «Правое плечо вперед, шагом - марш!» Начинался поход.

Чтобы в походе не отморозить ноги, нам выдавали гусиный жир, для растирания. Я, да и другие, имели на этот счет свое мнение, жир мы употребляли с кашей, считая, что на сытый желудок никакой мороз не страшен. Походы завершались учениями, во время которых один батальон находился в обороне, другой - в наступлении. Где было легче, сказать трудно. Доставалось тем и другим.

В ноябре, по первой пороше, бригада совершила марш в поселок, в сорока пяти километрах от нашего расположения. Шли всю ночь. По дороге, укрываясь от условных самолетов и танков противника, бесчисленное количество раз чертыхаясь, бросались в лес, увязая в снегу и моля бога, чтобы еще «кавалерия» не появилась.

Неповоротливому Саше Агафонову туговато приходилось. От него пар валил, как после парной. Во время привалов к нам подходил комиссар и шутливо обращался: «Ну как, молодцы, есть еще порох в пороховницах?»

- Есть, товарищ комиссар! - дружно отвечали мы.

И уже серьезно и тепло он говорил:

- Трудно, ребята, сейчас - легче будет в бою. А бои нам предстоят тяжелые.

Его чуткость очень помогала, усталость проходила, и сил прибавлялось. Потом я часто вспоминал о днях учебы. Как пригодился потом ее опыт!

Строг был наш ротный старшина, бывший мастер спорта по легкой атлетике. До умопомрачения во всем любил он порядок. Пронзительного взгляда его желтовато-карих глаз побаивались многие. Густой же бас старшинского голоса, гудевшего, как набатный колокол, никого не оставлял равнодушным, заставлял подтянуться, поправить ремень и головной убор.

Не припомню, по какому случаю командование бригады подарило нам свободный от занятий день. После завтрака все занялись своими делами: писали письма, пришивали подворотнички, пуговицы, прогуливались по расчищенным от снега дорожкам.

Вместе с Ваней Климачевым и Сашей Агафоновым прохаживался я взад и вперед мимо стоявших рядами землянок. Виктора с нами не было, он приводил в порядок учетные комсомольские карточки - был комсоргом взвода. Под новыми валенками, выданными взамен сапог, похрустывал снежок, из кирпичных труб, возвышавшихся над землянками, вились дымки. Ничто, казалось, не напоминало о войне.