Мартын Мержанов - Так это было

Генералы спокойно обсуждали итоги дня, который был поистине историческим.

И еще одно событие глубоко взволновало меня тогда — встреча с Максимом Чубуком. Но прежде чем рассказать о ней, вернусь немного назад.

Еще зимой я приехал в расположение дивизии генерала Казаряна, в район Вильбальна в Восточной Пруссии. Белый густой туман спустился до самой земли и закрыл ряды лип, кирпичные сараи, разбитые дома. Все кругом казалось заброшенным.

Дивизия Казаряна перешла государственную границу Германии у Ширвинта и Эйдкунена и вела бои уже на немецкой земле. Войска располагались в прифронтовых фольварках.

В тот утренний час на фронте было тихо. Я зашел в первый попавшийся мне блиндаж — в подвал некогда добротного, но разбитого дома, которых тысячи в Восточной Пруссии. Это своеобразные маленькие крепости, предусмотрительно построенные в пограничных районах. Какой-то солдат, разложив карту на кирпичном полу, лежал на ней животом. Увидев меня, он вскочил. На карте стояла большая лампа. Ровные лучи света бросали из-под белого абажура мягкий свет на голубой залив Данцигской бухты, на поля, леса, реки Восточной Пруссии.

Передо мною стоял ладный парень. Сначала он держался официально и на все вопросы отвечал: «да», «нет», «так точно», а затем постепенно отошел, стал улыбаться. Он сказал, что родом из Малиновой Слободы, украинец, жил два года под немцами, убегал к партизанам, создал тимуровский кружок, а вот теперь в армии.

— А что ты ищешь на карте?

— Местечко Веприц.

— Зачем оно тебе?

— Нашу Маринку немцы угнали туда. Она там батрачит у каких-то Мюллеров… Вот я искал Веприц.

— Нашел?

— Примерно. — Наклонившись, он показал маленькую точку неподалеку от Ландсберга, на реке Варте.

Солдат взял палку и, положив ее на карту так, что она соединила Вильбальн и Веприц, провел карандашом жирную линию. Это была кратчайшая прямая, которую можно было пролететь на самолете. Но на земле она пересекала множество рек, озер, извилистых дорог, оврагов, лесов, городов, которые усложняли эту, казалось, простую, ровную дорогу к Маринке.

Солдат читал названия населенных пунктов, которые лежали вдоль линии: Либемуль, Альбертвальде, Буковитц, Шилинг-Зее, Фогельзанг…

— Фогельзанг, Фогельзанг, Фогельзанг, — протяжно произнес солдат… — Это родина коменданта нашей Малиновой Слободы. Как же его фамилия, не помню, — Фигель, Фугель, а может быть, Функель? Но звали его Вальтер, и адрес мы его узнали от девчонки, которая по заданию нашего партизанского отряда работала в канцелярии комендатуры… Суровый, наглый офицер.

Солдат рассказал, как лейтенант и его солдаты пороли жителей Малиновой Слободы «за связь с партизанами», как они издевались над слободчанами. Перед отступлением фашисты несколько человек повесили.

Мы расстались. На прощание я узнал, что солдата зовут Максим, а фамилия — Чубук.

…И вот теперь за Одером я вновь встретил этого паренька. Он рыл какую-то канаву у блиндажа и весь взмок. Сначала он не узнал меня, но как только я спросил про Маринку, он тотчас же просветлел.

— Нет, не нашел я Маринку, — грустно сказал Максим.

— А в Веприц попал?

— Нет, наш полк прошел севернее километров на сто. Но зато я был в Фогельзанге у коменданта.

В это время кто-то крикнул: «Чубук, к комбату», и он, бросив лопату и попрощавшись, ушел.

Сумерки густели. Мы остановились на ночлег у комдива и долго беседовали при свете закопченной лампы.

День 20 апреля уходил в историю.

По всему фронту шли бои. На севере наши войска взяли Ораниенбург. Особенно тяжелыми они были на направлении главного удара. Армия генерала В. Чуйкова и танкисты генерала М. Катукова сражались отлично. Они преодолели сильное сопротивление на Зееловских высотах и теперь пробивали себе путь к оборонительному обводу Берлина. На юге шли упорные бои у Котбусса. Гвардейская армия генерала В. Гордова отбросила противника к болотистым берегам Шпрее, а один из корпусов танковой армии генерала П. Рыбалко захватил город Барут, который стоял на пути к Цоссенскому укрепленному району. В самом Цоссене в подземных убежищах размещался генеральный штаб сухопутных войск германской армии.

В Цоссене царила паника. Позвонил обер-лейтенант Кренкель и сообщил, что русские атакуют Барут. Начались телефонные звонки, сборы, уничтожение бумаг, карт, перебранка офицеров. Вчера просили Гитлера эвакуировать штаб-квартиру на запад, последовал отказ.

Ровно в 11 часов начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Кребс приказал провести обычное утреннее совещание. Но как только оно началось, обер-лейтенант Кренкель доложил:

— Барут взят русскими.

Кребс тотчас же вскочил со стула, схватил трубку прямого провода с бункером и, доложив обстановку, вновь просил эвакуировать штаб. После некоторой паузы последовало лаконичное: «Фюрер возражает…»

Через час раздался звонок главного военного адъютанта Гитлера генерала Бургдорфа:

— Фюрер приказал с наступлением темноты отвести к Берлину все войска, а штаб-квартиру обосновать в казармах военно-воздушных сил в Эйхе, близ Потсдама.

Так начался день, когда Адольфу Гитлеру — Шикльгруберу исполнилось 56 лет. Как он был не похож на все предшествовавшие ему юбилейные даты фюрера!

Обычно в этот день в Берлине проходил парад, шумели демонстрации, балы, рауты. А теперь?..

…Адмирал Фосс, попавший через несколько дней в плен, рассказывал, рассеянно смотря через пыльное окно квартиры тюремного надзирателя:

— Мы вынуждены были тогда спускаться по скользким, грязным ступеням в бункер. Раньше мы в этот день по толстому ковру поднимались вверх.

В бункере собрались все главари рейха. В назначенное время в комнату вошел Гитлер. Его сопровождали Геббельс, министр вооружений Шпеер, адъютант генерал Бургдорф. Все встали. Высокие чины рейха поклонились и выбросили руку вперед. Некоторые из присутствующих в последние дни, или даже неделю, не виделись с фюрером и были поражены его внешним обликом. Он давно изменился, постарел, осунулся, волочил ногу и подергивал плечом. Но сейчас совсем сдал. Гитлер сгорбился, побледнел, обмяк, ходил с трудом, ступал осторожно, словно боялся упасть, вспухшие от бессонницы глаза покраснели.

Точно соблюдая табель о рангах, к фюреру подходили его приближенные: Геринг, Гиммлер, Борман, Фегелейн, Дениц, Кейтель и другие.

После рукопожатия чины отходили в противоположный угол комнаты, и там вскоре возникла оживленная беседа за столиками. Говорили о Цоссене, первых русских снарядах, разорвавшихся в Берлине, о переговорах обергруппенфюрера Карла Вольфа с англичанами и американцами в Швейцарии.