Владимир Кунин - Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика [Повести]

— Интересная уха! — возмутился начштаба. — Чего же ты сам-то сидишь? Хватай чужой «виллис» — дуй купаться… Выкачай всю гидравлическую смесь из своего самолета и гони самогонку! А то еще лучше: морду кому-нибудь набей!..

Дорогин не отрываясь смотрел на начальника штаба. Когда тот закончил говорить, Дорогин покачал головой и сказал:

— Тоже сравнил, чудило… Сколько мне и сколько им? Они же еще пацаны. Им же на круг по двадцать. А этот, пострадавший твой… Может, он сам чего напакостил, а?

— Вот как раз ему-то я верю!

— Ну-ну…

Дорогин подошел к окну и тихонько замурлыкал: «Раскудрявый клен зеленый — клен зеленый, лист резной…», потом резко оборвал песню, посмотрел на серое небо и низко висящие облака и признался неожиданно:

— Мне, может, самому иногда охота что-нибудь еще почище ликера выкинуть… — Он помолчал секунду и повернулся к начальнику штаба: — Давай, Михалыч, вызывай всех… Надо с последним вылетом разобраться.

Веня, Женька, Сергей и их провожатый подошли к старой, заброшенной землянке. Майор спустился в землянку первым, за ним проследовали остальные. Внутри землянка была разгорожена фанерным щитом на два отсека.

— Ну вот мы и дома, — сказал майор. — Сами понимаете, время военное, гауптвахты как таковой у нас нет, так что не взыщите…

— И за это спасибо, — мрачно откликнулся Женька.

— Нет, ничего помещеньице… — по-хозяйски оценил Архипцев.

— По-моему, тоже вполне приличное, — поддержал майор. — Вот это будет камера сержантского состава. — Он показал на левую сторону щита. — А это камера офицерского состава. — Майор махнул на правую половину.

— Претензии есть?

— Есть! — неожиданно сказал Архипцев. — Вы же знаете, что согласно уставу офицеры подвергаются только домашнему аресту…

— И вы знаете, — подхватил Венька, — что сажать нас на губу не положено!

— Виноват, товарищ лейтенант… Разрешите? — вежливо обратился Женька к Гуревичу, вступая в игру. — И разве можно сажать старшего сержанта рядом пусть даже с младшим офицером? Разве это не грубое нарушение устава, товарищ майор? По-моему, офицер, сидящий на гауптвахте на глазах подчиненного ему сержанта, теряет в глазах последнего весь свой авторитет! Будь я менее дисциплинированным… — Женька вытянулся и прижал руки по швам, — я мог бы при случае сказать Архипцеву: «Брось, командир! Помнишь, как мы с тобой на губе сидели!» Ну разве это положено?!

Майор пытался разобраться, шутят они или говорят серьезно, и на всякий случай сказал:

— А безобразить? Положено? Драться, понимаешь… Ликер гонять… Еще хорошо отделались — всего трое суток.

— Ах, всего трое?! — уточнил Женька. — Так чего мы так долго разговариваем!

— Вот и прошу по камерам без разговоров, — оживился майор.

— Есть! — отчеканил Женька и преувеличенно покорно пошел за перегородку.

Майор направился к выходу. Потом обернулся к Архипцеву и приказал:

— Старший лейтенант, ко мне!

Архипцев подошел, а майор, посмотрев вслед ушедшему Женьке, наклонился и тихонько спросил:

— Слушай, Архипцев… ты не помнишь, сколько на литр смеси должно идти этого сиропа?..

Около столовой летного состава стояли мрачный Кузмичов и растерянный Осадчий. Рядом с высоченным Кузмичовым Осадчий казался совсем маленьким.

Из столовой выскочила Катя. Она подала Кузмичову котелки с обедом и, глядя на него снизу вверх, с виду безразлично спросила:

— Как они там?

Кузмичов заглянул в котелки, доверху набитые едой, которой хватило бы на десятерых, и ответил:

— Теперь выживут…

В штабе собрался весь командный состав полка. Стол, накрытый картой, завален всякой всячиной: пепельница, папиросы, навигационная линейка, транспортир… Разбор полета подходил к концу, и сейчас говорил начштаба:

— Действительно, обстановка в воздухе сейчас сложилась таким образом, что «фокке-вульфы» блокировали почти весь наш район полета. Работать нашим летчикам стало трудно. А новых данных о местонахождении аэродрома немцев ни наземная разведка, ни разведка истребителей, ни наша не имеют. Правда, теперь точно установлено, что немцы, меняя площадку, оставляют на прежнем месте фальшь-макет, как это и было в случае с Червоненко. Больше того: есть все основания предполагать, что они действуют со скрытых аэродромов-засад. Тогда искать их нужно или рано утром, или к вечеру, когда они собираются на свой основной аэродром, чего мы, собственно, еще не делали…

Все молча стояли вокруг стола. Дорогин пододвинул к себе пепельницу и, придавив в ней окурок, спросил:

— Что скажете, с-стратеги?

К карте протиснулся Герой Советского Союза капитан Хабибуллин:

— Разрешите, товарищ подполковник?

— Давайте, Хабибуллин, — кивнул ему Дорогин.

— Мне кажется, нужно разбить по квадратам весь наш район полета и каждую эскадрилью обязать тщательным образом прочесать свои участки. А то Червоненко послали одного и… пожалуйста…

— Так, — сказал Дорогин, — к-кто еще?

— Правильно говорит Хабибуллин! — заявил кто-то.

— А по-моему, — спокойно проговорил Дорогин, — это будет преступное легкомыслие. Кончится затея Хабибуллина тем, что все эскадрильи вернутся с пустыми руками, а одна обязательно напорется на немцев и те наверняка их перещелкают. Надо поднять в воздух не весь полк, а опять одну машину.

— Но Червоненко же искал… — попытался возразить Хабибуллин.

— Я, конечно, ничего не хочу сказать про Червоненко, — начал Семочкин, — паренек он был неплохой. Только… Там знаешь, какие киты сидят! По почерку видно… Здесь больше головой искать нужно… — И Семочкин посмотрел на Дорогина.

— Правильно! — поддержал Дорогин. — И послать надо… Ну, скажем, Архипцева, командира «сто пятнадцатой». Ясно?

— Нет, — угрюмо ответил начштаба.

— Потом объясню. Вы свободны, товарищи…

Дорогин подождал, когда в комнате остались только Семочкин и начштаба, надел фуражку и тоже направился к дверям.

— Вы надолго? — спросил Семочкин.

— Нет. Я здесь на к-крыльце постою… Вы пока п-подработайте задание Архипцеву, — ответил Дорогин и вышел из комнаты.

Начштаба посмотрел на Семочкина и, для верности оглянувшись на дверь, с осуждением покачал головой:

— У меня такое впечатление, что этот экипаж его пунктик!

— Хорош пунктик! — с горькой усмешкой откликнулся Семочкин. — Посылать мальчишек к черту в зубы…

— Каждый любит как может… — сказал начштаба и засмеялся.

На гауптвахте по одну сторону щита, разгораживающего землянку, сидел Женька, по другую — Архипцев и Гуревич.

Стена, разгораживающая землянку на две комнаты, была расчерчена на квадраты, слева и сверху от которых нарисованы цифры и буквы. Шел «морской бой».

Женька старательно отмечал свои попадания и промахи на проверочном поле и бормотал себе под нос: