Владимир Баскаков - Танкисты [Повесть]

А уже в середине октября Мальцев командовал танковым взводом на волоколамском направлении в бригаде полковника Катукова.

В одной из контратак, зимой, в декабре, танк подбили, он был ранен осколком в ногу, когда уже вылез из горящей машины. Госпиталь в Ярославле, а потом снова формировка — на этот раз под Владимиром, где создавался корпус генерала Шубникова.

Здесь он командовал ротой. Командовал хорошо — так считали и комбат капитан Савичев, и командир бригады полковник Куценко. Именно его рота первой достигла заветной станции с вражескими эшелонами.

Снова госпиталь, и вот эта распроклятущая станция.

Сегодняшняя встреча с корреспондентом опять напомнила ему дни, которые, как он теперь хорошо понимал, были, конечно, страшными днями, но он, Мальцев, все же никогда не променял бы их на нынешнее житье-бытье, когда не надо коротать ночи на снегу или в промерзшем насквозь танке, когда по тебе не стреляют и даже, в это третье лето войны, не бомбят.

Проворочался на диване, но так и не уснул. Встал, оправил китель, надел фуражку и вышел на перрон.

День угасал, перрон был почти пуст. Два первых пути были свободны, а на третьем стоял эшелон из больших четырехосных вагонов и платформ. Мальцев заметил, что вагоны и платформы густо оплетены зелеными ветвями — молодыми березками, ольхой, лозняком. На каждом вагоне прибит большой фанерный щит, надписи белой краской: «Хлеб — фронту!» Он хотел подойти к составу поближе, но вагоны были оцеплены часовыми с автоматами. В вагоне приоткрылась дверь, и на станционные пути соскочила группа офицеров в фуражках.

«Чего это они хлебный маршрут так охраняют?» — удивился Мальцев и взглянул на часы: половина пятого. Ах вот в чем дело! Значит, это один из тех самых маршрутов, о которых ему уже три раза звонили сегодня. Велели пропускать без очереди, не задерживать на станции, сразу подавать паровоз под парами. Эшелоны с такими литерами будут идти и сегодня ночью, и завтра весь день и всю ночь, и всем — зеленая улица.

— Чтобы никто у этих составов не болтался, — сказал по телефону начальник ВОСО дороги, передавая приказание Мальцеву.

Эшелоны забили станцию. Паровозов не хватало. Старший лейтенант Мальцев вместе с начальником станции с утра сидели в диспетчерской и составляли графики — поскорей бы расшить узел. Часам к трем работу закончили, и Мальцев пошел в продпункт. Идти надо было через пути, ныряя под вагоны, перелезая через тормозные площадки. В нос шибал густой запах гари и гравия, пропитанного мазутом.

На последнем пути, как и вчера, стоял эшелон, оцепленный солдатами — в касках, автоматы на груди.

— Сюда нельзя, товарищ старший лейтенант.

Солдат, остановивший Мальцева, был беленький, веснушчатый, и сказал он это добродушно, по-фронтовому. Так не говорят бойцы специальных караульных команд, и потому Мальцеву не захотелось спорить с солдатом, доказывать, что он комендант и ему, дескать, можно. Он решил обойти состав, благо до паровоза осталось два-три вагона.

Вагоны были знакомые, он видел уже такие — оплетенные толстой лозой и с фанерными плакатами «Хлеб — фронту!»

Мальцев подходил к тендеру, когда услышал позади женский голос:

— Товарищ старший лейтенант!

Кто-то бежал за ним, он почувствовал дыхание совсем рядом. Мальцев обернулся: невысокая девушка, коротко стриженная, в новенькой гимнастерке и, как показалось старшему лейтенанту Мальцеву, удивительно знакомая.

— Здравствуйте, товарищ старший лейтенант!

— Валя?

— Она самая, Валя Гаврилина. — Девушка покраснела, упрятала рыжую прядь, выбившуюся из-под пилотки, оправила гимнастерку, короткую, выше колен юбку и протянула руку уточкой. — Вы меня помните?

— Помню, Валюша, помню.

Мальцев обрадовался девушке, которая полтора года назад сделала ему первую перевязку, после того как его вынесли из танка, а потом ехала с ним в санитарной машине, а потом сдала в госпиталь. Но еще больше он обрадовался тому, что встретил Валю Гаврилину. Она была как связная, прибывшая из того счастливого времени, когда он делал то, что, по его твердому убеждению, и полагается делать на войне.

Он крепко пожал ее руку, быстро заговорил:

— Ну как ты, Валюша? Где наши? Есть, кто меня помнит?

— Вас все помнят, — сказала Валя и как-то сразу увяла. После паузы спросила: — А вы где?

— Я здесь, на станции. Как из госпиталя пришел, так вот и здесь. Комендантствую. А генерал Шубников где?

Валя снова, как показалось Мальцеву, смутилась и растерянно сказала:

— Сейчас эшелон пойдет. Там меня девочки совсем заждались. Я вам напишу, обязательно напишу.

— Шубников где?

Ой как нехорошо было Вале, ой как трудно было ей выкручиваться, говорить неправду этому старшему лейтенанту — невысокого роста, с рябинками на лице, такому симпатичному. Но только сегодня всех девушек собрал в вагоне замполит санбата майор Захаров, собрал на беседу. Он сразу сказал, что беседа сегодня будет не такая, как обычно, а особая, и говорит он с ними, девушками-санитарками, как с бойцами, которые знают, что такое военная тайна и что бывает с теми, кто забывает это. Затем он довольно пространно рассуждал о бдительности, напомнил, что болтун — находка для шпиона, и девушки заскучали, а толстая Маша Суслова даже задремала.

— Так вот, — вдруг громко и резко сказал Захаров, после плавной речи сразу взяв строгий начальнический тон (толстая Маша вздрогнула и открыла глаза). — Отныне вы служите не в мехкорпусе генерала Шубникова, а в стрелковом корпусе генерала Шувалова. И раньше вы тоже служили в пехоте, понятно?

Кто-то неуверенно сказал «понятно», остальные промолчали.

Майор Захаров сердито посмотрел и спросил:

— А почему танки у нас в эшелонах замаскированы, вам понятно? Почему эмблемы с погон сняты?

— Понятно, — хором ответили девушки, уяснив наконец, куда гнет в своей внеочередной беседе майор Захаров.

И вот сейчас Валя должна была сказать Коле Мальцеву, боевому танкисту, комроты-три, неправду, приплести какого-то неведомого генерала Шувалова, хотя комкора Шубникова она видела сегодня утром — на полустанке он заходил к ним, в вагон санбата, за таблеткой от головной боли.

И она снова робко сказала:

— Я напишу вам, товарищ старший лейтенант. Как приедем на место, так и напишу.

— Слушай, Валя, что ты дурака-то валяешь, — Мальцев начал сердиться, — я же тебя русским языком спрашиваю: где наши, Шубников где?

Валя грустно посмотрела на старшего лейтенанта и вдруг выпалила:

— А я теперь в другой части. В пехоте я. В корпусе генерала Шувалова.

Мальцев почувствовал, как тиски снова сжали его затылок.

Валя повернулась и, не прощаясь, побежала к своему вагону. Заскрежетали, заскрипели буфера, сцепы, поезд тронулся. Когда площадка, куда поднялась Валя, поравнялась с Мальцевым, он увидел, что девушка что-то писала карандашом на спичечном коробке. А потом взмахнула рукой: