Владимир Клипель - Испытание на верность [Роман]

В сопровождении своего начальника разведки Селиванов отправился на командный пункт Исакова. Заодно прихватили и пленного гитлеровца: быть может, в полку найдется переводчик и тогда удастся его допросить. В штабе Селиванов сразу уловил атмосферу какого-то замешательства: все чего-то ожидали и слонялись по лагерю в тревожной нерешительности.

Исаков находился в своей отдельной палатке и сидел за столом в накинутой на плечи шубе.

— Садись, — предложил он Селиванову, когда тот вошел. — Прибыл ты вовремя: полк отрезан от основных сил дивизии, и сам черт теперь не скажет, что делать. Отрезаны, понимаешь?

— Да, я слышал кое-что. Скажите, а вы посылали разведку, проверяли, действительно ли это так?

— А как же! — воскликнул Исаков. — Если там на дороге три паршивых фрица, так почему ко мне не могут пробиться из дивизии? Ни связи, ни снабжения. Может быть, и штаб дивизии давно уже на левый берег перебрался…

— Не думаю, чтобы нас так просто бросили.

— Война, тут не до благородства. Нажмут, так не то еще сделаешь. Вы слышите, второй день идет бой позади нас, наверное, там уже доколачивают последние наши силы, чтобы потом навалиться на нас. «Не думаю», — с сарказмом повторил он, оставаясь в подавленной, развинченной позе, словно он уже выложил все свои физические и моральные силы. — Сегодня мои взяли двух писарей — шли из Курково в какой-то свой батальон да заплутали в лесу. Знаешь, как они себя вели? Спрашиваю, где ваши войска, так они мне: «аллес», кругом, дескать, и предлагают сдаваться в плен. Они, мол, гарантируют мне, командиру полка, жизнь и хорошее обращение. Такое нахальство неспроста…

— А я, между прочим, тоже привел пленного. Он чехословак и охотно даст показания. Не мешало бы его допросить.

— Да что он нам скажет! Ни черта он не знает. Расстрелять его — и дело с концом, чтоб не валандаться…

— Нет, расстреливать я вам его не отдам, — задетый за живое таким равнодушием, ответил Селиванов. — Лучше уж я сам доставлю его в штаб дивизии.

— Ну, если тебе охота с ним возиться, — пожал плечами Исаков. — А то смотри, еще сбежит, так тебе же хуже будет…

— Ничего, расстрелять никогда не поздно. Так что же мы будем делать дальше? У меня на батареях снарядов совсем мало, подвоза нет.

— Что делать… Подождем, может, наладят связь…

— Ждать, когда нас просто подавят голыми руками, — не резон. Вы же сами высказали мысль, что штаб дивизии на левом берегу.

— Предполагаю, — поправил Исаков.

— Сейчас это все равно. Надо идти на соединение со своими, пока не поздно, пробиваться. Другого выхода я не вижу.

Исаков долго молчал, потом поднял усталые глаза на Селиванова:

— Значит, ты предлагаешь идти на прорыв? Оставить оборону, всех снимать и выходить?

— Да, — твердо ответил Селиванов. — Сегодня ночью и выходить. Пока люди не потеряли надежды, они будут драться, и мы проскочим. Я уверен.

— Погоди, это вопрос серьезный, надо выслушать своих, — сказал Исаков и вызвал к себе Сергеева и Матвеева. Когда те вошли и сели, он кивнул на Селиванова: — Вот, предлагает прорываться к своим. Как смотрите? Вы — что скажете? — указал он на Сергеева.

Начальник штаба заговорил не сразу:

— Силы батальонов на исходе, скопилось много раненых, а это обоз. Поступления боеприпасов нет, продовольствия тоже. Думаю, нас не смогут упрекнуть, задачу мы выполнили, четыре дня не пропускаем противника на Калинин. Это большой вклад в исход сражения за Москву. Но дальнейшее ничего хорошего нам не сулит, и для последующей борьбы выгодней сохранить костяк полка, чем всем вместе сложить головы в бесперспективной борьбе за Толутино. Я согласен с мнением командира дивизиона: пока не поздно — прорываться!

Сергеев сел. Менее всех он был озабочен своей судьбой, потому что добровольно нес функции начальника штаба, отказавшись от эвакуации.

— Ваше мнение? — обратился Исаков к Матвееву. Он не мог в таком вопросе обойти партийную организацию полка, понимал, что без поддержки коммунистов, без их готовности идти на этот решительный шаг ради спасения полка в целом, ему не справиться с задачей, какие бы приказы он не отдавал.

— Считаю, что оценка обстановки правильная. Налицо признаки переутомления у личного состава. И второе: много раненых. Оставить их на произвол судьбы, допустить, чтоб они разделили участь тех, кто будет сражаться с врагом до последнего, мы не имеем права. Поддерживаю предложение — прорываться!

Матвеев сел. Он был убежден, что отказываясь от борьбы в Толутино, он тем самым сохраняет полк для дальнейшего, ведь война на этом не кончается. Даже один бывалый, опытный боец на отделение может создать необходимый для боя настрой. Война не на жизнь, а на смерть, поэтому надо рассматривать эти вопросы разумно, без чванства, без высокопарных фраз. Долг не в том, чтоб погибнуть в невыгодной обстановке, — долг обязывает победить. Кутузов уклонился от боя, когда это было выгодно противнику, но зато заставил в дальнейшем французов есть ворон…

— Хорошо, я распоряжусь, чтобы батальоны снимались, — объявил свое решение Исаков.

Селиванов вышел из палатки и тут же приказал своему разведчику, чтобы тот прощупал дорогу к переправе. Первое донесение через полчаса… Разведчик убежал выполнять приказ, а Селиванов решил подождать его в полку и заодно поинтересоваться, как развернется Исаков. Он дождался здесь первого донесения от начальника разведки. Тот писал, что они наткнулись неподалеку на группу автоматчиков с ротным пятидесятимиллиметровым минометом. Обстреляны, но продолжают движение…

«Ну, такими-то силами нас не сдержать, — подумал Селиванов. — На то пойдет, так картечью пробьем дорогу. Сам встану за орудие».

Взбодренный, уверенный, он вошел к начальнику штаба Сергееву. Того донимала раненая рука, и штаба, по сути, не было: но телефону шумел Тупицин — ПНШ, «клером» ставил в известность комбатов о новом решении командира полка.

Удовлетворенный, что все идет как надо, Селиванов отправился на свой НП. Там он собрал своих командиров и, не оставляя им времени на расспросы, отдал приказ на выход из окружения. Недоуменные вопросы по поводу того, что пехота самовольно оставляет позиции в Толутино, повисли невысказанными.

Началось сосредоточение подразделений близ командного пункта Исакова. Селиванов дождался, когда вся пехота выйдет из Толутино, и тоже отдал команду, чтобы батареи снимались.

Второй день Крутов слонялся без дела: донесения писать было некому, на передовой относительное затишье. Чего-то ждут в полку, ждут в батальонах. Вчера он ходил в Толутино, чтобы уточнить сведения о боевом и численном составе, так там на этот счет высказывались довольно определенно. Артюхин спросил прямо: