Владимир Клипель - Испытание на верность [Роман]

Но каждый такой ответ — это задержка, остановка, а колон-на и так ползет еле-еле, потому что каждый шаг вперед надо делать осмотрительно. А тут еще холодная морось заледенила одежду, оружие, лица, все, за что ни возьмись, скользкое и холодное, как сама дорога, по которой приходится идти.

Селиванова раздражают эти частые остановки. Через каждые триста — четыреста метров приходится разворачивать орудия, вести огонь, отгонять от дороги автоматчиков. И без этого нельзя.

Нельзя противнику позволять безнаказанно вести огонь. Обнаглеет — на шею сядет, шагу не даст ступить. Даже бесприцельный огонь приносит потери: есть убитые, раненые, вышло из строя несколько лошадей. Пришлось в артиллерийские упряжки перепрячь нестроевых лошадей, а повозки бросить.

Но теперь он спокоен за исход: как ни медленно движутся, а конец виден. В минуты затишья уже слышна пулеметная стрельба, за которой — наши. Еще немного — и перестанут кусать автоматчики сбоку, сзади, еще километр-полтора — и прорвемся.

Наверное, это чувствует и противник, потому что решился на засаду. Об этом донесла разведка. Теперь она щупает дорогу впереди. Разведчики услышали немецкий говор, подобрались потихоньку и увидели, что гитлеровцы окапываются на пригорке.

Селиванов решил напасть первым. Он остановил колонну и повел вперед автоматчиков, которые как-то сами сгруппировались вокруг него. Сюда вошли своя разведка, полковая, офицеры штаба дивизиона, взвод управления. По дороге, вручную, артиллеристы катили следом орудия. Они горели жаждой отомстить врагу за свои мытарства. Двигались в полной темноте, ожидая, когда противник сам покажет себя ракетой. И как только она взвилась, батарея открыла беглый огонь прямой наводкой. Какая-то сотня метров отделяла ее от противника, не успевшего еще окопаться. Вспышки выхватывали из темноты пригорок, кусты, сосенки, широкую развесистую придорожную ракиту. Иногда мелькала фигура гитлеровца.

Батарейцы били почти в упор, сметая все живое со своего пути. Громкое «ура!» и густой автоматный огонь погасили короткое сопротивление врага, застигнутого врасплох. Засада была разгромлена. Сколько там было гитлеровцев — рота, взвод — в кромешной темени некогда было разбираться. Важно было одно — дорога к своим свободна. Вперед! Быстрей на соединение с основными силами дивизии.

Но мешкали что-то батарейцы четвертой, суетились возле орудия. Оказалось, что пулеметной очередью от ракиты наповал убило комбата. Даже не вскрикнул бедняга. Тело командира наконец завернули в плащ-палатку, уложили на лафет орудия. Подошли упряжки, и колонна покатилась, застучала по неровностям дороги, зашуршала.

В первом часу ночи на двадцать девятое октября авангард достиг Ворошиловских лагерей, где оборонялись кавалеристы. Через их связь Селиванов доложил в штаб дивизии о своем положении, и Горелов послал в штаб армии внеурочное донесение, что связь с окруженным полком восстановлена, что полк выходит.

В одну ночь с Исаковым из окружения прорвался и батальон Фишера, находившийся в заболоченном лесу у большака севернее Толутино. Не будь кавалеристов, которые разгромили группы автоматчиков в районе Ворошиловских лагерей и вызволили из плена тылы Исаковского полка, не будь этого встречного натиска, Исакову пришлось бы много труднее.

Но сейчас все позади: потрепанные боями подразделения сосредоточились в Ново-Путилово. И хотя даже здесь ночью не было тишины, не раз возникала перестрелка с бродячими группами автоматчиков, утомленные бессонной ночью бойцы уже мало обращали внимания на стрельбу. Рядом с КП дивизии они чувствовали себя в безопасности и спали, кто где сумел пристроиться: по уцелевшим сараям, ригам, просто в повозках и под ними, кинув под бок охапку соломы.

Густая низкая облачность давила на землю, и наступающий день больше походил на сумерки. Волга струилась тяжелая, угрюмая, будто налитая свинцом. Ельники на противоположном берегу выглядели не лесом, а острозубчатой скалистой грядой, у подножия которой лепятся маленькие деревенские домишки. Земля казалась вымершей, безлюдной, придавленной тяжелыми зимними облаками.

Только у паромной переправы, куда шел сейчас Горелов. суетились, работали люди. Одни наводили временный, на понтонах мост, другие переправляли на паромах подходивший к Волге транспорт тыловых подразделений.

Горелов стремился в первую очередь освободить правый берег от громоздких тылов, а уж потом браться за переправу боевых подразделений. На строительстве моста бессменно находится комиссар дивизии; теперь здесь самый ответственный участок: наведут своевременно мост — и дивизия оторвется от противника.

Фактически только мост и держит еще Горелова на правом берегу; будь он готов, можно со спокойной совестью уходить на левобережье. Все, что было в человеческих силах, дивизия сделала: захватила Толутино, четыре дня держала дорогу на Калинин, отбивая натиск превосходившей по численности и по технике немецкой пехотной дивизии.

И после этого Исаков сумел еще вывести полк и всю материальную часть из окружения, ничего не оставив врагу.

Утром Горелов успел накоротке побеседовать с Исаковым хотел уточнить, что все-таки осталось в полку после всех передряг, но Исаков, оставшийся фактически без штаба, ничего определенного о боевом и численном составе доложить не мог. Днем осмотрятся, подсчитают.

Горелов понимал его состояние и не бранил, не высказывал упреков, хотя их накопилось достаточно за эти несколько дней. Не время разбираться в промахах и ошибках, когда враг виснет на плечах.

Комиссар, завидев комдива, пошел навстречу.

— Ну, как тут дела, Дмитрий Иванович? — спросил Горелов. — Когда обещают мост?

— Одну треть настелили. Если авиация не помешает, сегодня вечером можно начинать переправу.

— Авиация… — Горелов, а за ним и комиссар придирчиво исследуют небо — не видно ли где в облаках прорехи? — Нет, глухо, не должно быть сегодня авиации. Значит, вечером начнем переправу. Надо спешить, чтобы нас не опередила сто десятая…

— Буду нажимать, — отвечает комиссар. — Тылы Фишера уже на левом, сейчас идут машины артиллеристов.

— Надо форсировать, — сказал Горелов.

Комиссар кивнул: они понимают друг друга. Надо в первую очередь выдернуть на левый берег все громоздкое, технику, а с людьми проще.

Начальник санслужбы полка военврач Спирин привел к Волге обоз с ранеными. На подводах лежали тяжелые и те, кто не мог передвигаться из-за ранения в ноги. Повозки переполнены — по пять-шесть лежачих, и на передках на месте ездовых, которые шагают рядом. Лошади еле-еле волокут перегруженные повозки и на привалах стоят понурив головы.