Владимир Карпов - Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания]

Так как же могла быть иной Мария?

Ранней весной, рискуя жизнью, она сама организовала побег пленных. Правда, по-своему — с распропагандированной охраной, сопровождавшей пленных на работу, с партизанским проводником, который нес на плечах мешок с белой заплатой, чтобы и в сумерках можно было его видеть. Потом еще и еще. Несколько раз по протоптанной дорожке Мария отправляла также вооруженных минчан и солдат из словацкого батальона — сперва в отряд капитана Никитина, а потом «Дяди Коли», «Димы»..»

В таких случаях говорят: помогает Фортуна. Это верно — за Марию были и люди, и обстоятельства. Но вне поля зрения тех, кто так говорит, остается очень важное: эти обстоятельства она угадывала заранее или создавала сама, как сама подбирала и людей.

Связи Марии расширялись — успехи тоже приносят друзей. И чего только не делали ее люди. Собирали оружие и деньги. На беженском пункте, где гитлеровцы тайно вербовали будущих шпионов, вели учет тех, кто проходил специальный медицинский осмотр. Они даже ухитрялись путать прогнозы погоды, которые давала метеорологическая станция летным частям…

Но тут все же был допущен просчет. А возможно, кого-то насторожило хождение Марии по городу — слишком универсальной становилась ее деятельность.

Вскоре после того, когда была закопана ценнейшая аппаратура физической лаборатории университета, Лида встретила Марию в коридоре укоризненным взглядом.

— Погоди, не больно спеши к себе, — предупредила многозначительно. И Марии бросилось в глаза: она причесалась и принарядилась.

— Не понимаю, — произнесла Мария, пристальнее разглядывая соседку.

— Приходили, Маня, за тобой. Может быть, и сейчас за твоими окнами притаились. Приводил тот, из жилуправления. Знаешь, остроносый такой, как курящая баба, что не уважает себя. Грозил: если еще раз не застанет, возьмет Тому заложницей. Так что я раздобыла картофельной кожуры, муки немного и лепешек напекла. Одежду тоже подготовила. Сама ты, конечно, не отступишься… Да и не лишне, чтобы тебе свободней было…

И Марию осенило — Лида привела себя в порядок, чтобы проститься и быть решительной. Поняла: медлить действительно нельзя. И через каких-нибудь полчаса уже наблюдала в окно, как дочка в полинявшем платке, в больших, не по ней, курточке и сапогах пробиралась огородами, чтобы отправиться ночью к далекой тетке. А еще через полчаса эсдековцы снова перетряхивали комнату Марии, поставив Лиду лицом к стене.

С этого времени Мария уже не имела постоянного пристанища. Да и жизнь изменилась в корне — для нее потеряло значение, что она ест, где спит. И следила за собой больше по привычке, чтобы быть как все. Теперь ее существо жаждало испытаний, жило одним. Ему Мария отдавала свои силы, в нем и черпала их.

Когда командование отряда «Димы», предложив покончить с другими делами, поручило искать способ, как покарать гаулейтера, по чьей вине чинится насилие и льется кровь, Мария, понимая, чего это будет стоить ей и другим, приняла задание как награду. Ей давно в снах мерещилось — пролитая по приказу гаулейтера кровь дымится, и все вокруг окутывает мгла-дым. Так как же было не заявить людоедам: хотите войны — она вам будет! Как не попробовать заслонить близких от маньяка….

Но с чего тут начинать? Как подступиться к сановному палачу, когда подходы к дому, где он живет, перекрыты секретами и патрулями, а его самого охраняет целая орава телохранителей?

Марийны хлопцы взялись собрать данные. Выяснили: гаулейтер уже не ходит по городу пешком. Ездит в сопровождении двух-трех, как и его машина, лимузинов. Номера на них ежедневно новые; в колонне его лимузин меняет место — то едет посредине, то впереди. Даже еду гаулейтеру из кухни, которая находится в цокольном этаже, подают в столовую лифтом, и прежде чем она попадает на стол, ее апробирует доктор.

Тогда взяли ставку на засады. Стали разъезжать по городу на грузовике, надеясь на счастливый случай. Одну из наиболее проворных подпольщиц Мария послала работать в радиостудию — искать людей и возможностей. К сотрудничеству была привлечена уборщица генерального комиссариата. Однако разъезжавшие на грузовике так и не встретили кортеж и не смогли расстрелять или раздавить гаулейтеровский лимузин. Главный директор, на которого в радиокомитете была взята ставка, оказался трусом. Уборщица же клялась: если и удастся внести мину в кабинет гаулейтера, ее все равно найдут адъютанты, которые по утрам осматривают там каждый уголок.

Стало известно, проваливаются планы и у других. В Театральном сквере, невдалеке от дома, где жил гаулейтер, арестовали десантников. В офицерской форме, русоволосые, молодые, они независимо прогуливались по аллеям вдоль улицы, но автоматы у них висели на правом плече, дулами вниз, как немцы не носят. Жану, возглавлявшему в подпольном горкоме отдел по борьбе с агентами СД и оккупационными чиновниками, удалось заминировать построенную для выступления гаулейтера трибуну, в Смолевичах, но митинг сорвался — фон Кубе по каким-то причинам не приехал. В драматическом же театре, напротив, подложенная мина взорвалась раньше, чем там появился гаулейтер…

И все-таки капля долбит камень: Марии удалось наткнуться на работника кинотеатра «Новости» Николая Похлебаева.

Встреча с ним произошла в кинозале, на дневном сеансе. Зрителей было мало. Похлебаев, которому показали Марию, пробрался к ней и сел через одно свободное место. Потом, как было и условлено, оборвалась лента, и это дало им возможность выйти из зала вместе.

Сидя за кривым скрипучим столом в заваленной рекламным хламом каморке, Мария рассмотрела Похлебаева, хорошо одетого, уже без следов когда-то пережитых в госпитале страданий.

— Мне говорили, что вы знакомы с горничной Кубе, — все же доверилась она какому-то острому, как натянутая струна, чувству. — Это правда?

— Я дружу с ее сестрой, — приподнял тот бровь, и у Марии отлегло от сердца: он догадывался, зачем она здесь, и сам прощупывал ее, иначе ответил бы проще — не отделил бы себя от горничной, а просто кивнул бы или сказал: «Да, знаком. А что?» И действительно, прищурившись, чтобы пригасить блеск быстрых глаз, он добавил — Я просил бы, если можно, представить меня вашему командованию…

Под Вишневкой, где размещался самый опасный в этих местах гарнизон, их остановил патруль. Но помог вид Похлебаева — берет, коверкотовый костюм, немецкий плащ, перекинутый через руку, — их пропустили. И вот когда шли дальше по полевой малоезженой дороге среди ржи, Похлебаев вдруг растрогался:

— Я очень благодарен вам, Мария! Вы дали мне возможность вырваться на прямую, как говорят спортсмены. И мне хочется сказать вам: «Благословенна ты, и благословен плод жизни твоей». Откуда берутся у вас силы?