Елена Семёнова - На переднем крае. Битва за Новороссию в мемуарах её защитников

Он убит в перестрелке в районе Ясиноватского поста.

У него был перелом ноги — голеностоп. я ему много раз говорил: «Тебе надо отлежаться! Пять недель минимум!» Он мягко, иронично улыбался над ничего не понимающим лекарем, и уже через неделю после перелома, натянув на ногу высокий берц, ловко пилотировал бусик и, припрыгивая, бегал с автоматом. Если бы он послушал меня, возможно, остался бы жив.

Пустые улицы Донецка, испятнанные воронками прямых попаданий, чисто выметены. Здесь вообще происходит много того, что не может не восхищать и не удивлять. Когда «Град» ударил по домам частного сектора, раньше нас на месте обстрела были машины МЧС и пожарной службы. Четко и быстро, невзирая на опасность новых обстрелов, мотали рукава гидрантов, тушили очаги возгорания, деловито переговариваясь в эфире. Мало того, что скорая помощь не боится выезжать в места боев и обстрелов за ранеными. — идеально работают газовщики и служба света, чинит беспрерывные обрывы и повреждения. Дорожники ремонтируют пробитое снарядами полотно, и даже пустынные улицы в центре города подметены. В поганом американском Лос-Анжелосе когда не стало света, полиция удрала из города, а местное население за полдня разгромило и разграбило собственный город. В Донецке уже много месяцев нет никакой милиции — она разбежалась а частью уползла на контролируемые хунтой территории, где пополнила ряда «мародерно-карательных спецбатальонов». Недавно создана «полиция» из местных, кристально честные ребята, которых я знаю с первых дней движения — всего в числе десяток экипажей на огромный мегаполис. И она разрывается между борьбой с вражеской агентурой, разведчиками и диверсантами, вылазками в тылы противника, другой боевой работой — и собственно полицейской службой по охране правопорядка. Однако везде тишина и порядок, нет ни погромов, ни мародерства, даже дворцы предавших свой народ и сбежавших в Киев олигархов, на чьи деньги сейчас идет убийство мирных жителей, сияют нетронутыми окнами. В довершение этих размышлений, прямо сейчас, на совершенно пустынном проспекте, где на сотни метров не видно ни одного автомобиля, ни единого прохожего — а уж никакого ГАИ не существует и в принципе нигде, каждая одиночная подъезжающая машина исправно останавливается на красный сигнал светофора и терпеливо ждет сигнала зеленого. И так делают постоянно и всегда — исключение составляют лишь летящие колонной в бой машины ополченцев, но у тех имеются уважительные причины.

Эта разница в подходах была охарактеризована одним из наших бойцов с исчерпывающей ясностью одной фразой: «У них — цивилизация, а у нас — культура.» Действительно. У них — цивилизация взаимных «сдержек и противовесов», когда все друг другу постоянно лгут, улыбаются в глаза и тут же подают в суд, пишут друг на друга доносы и подменяют словами — суть, называют убийство других народов «гуманитарной миссией» а страшные, противоестественные грехи — «альтернативным выбором». У нас — торжество смиренной мудрости и реального здравого смысла. У них — «торжество закона», когда все за всеми следят, и только наличие совсем рядом полицейского с огромной дубинкой мешает всем «участникам гражданского общества» незамедлительно проломить друг другу головы (только бизнес, ничего личного), у нас — взаимопомощь и взаимовыручка, легко доходящие до самопожертвования «Ибо нет большей любви, чем та, когда кто положит душу свою за други своя».

Непривычно тихий день. Словно бы и нет войны, горя и смертей. Словно бы и не стоит под стенами Донецка армия зомби, накачанных по ноздри наркотиками, рванувшихся убивать своих соотечественников чтобы заслужить право своим дочкам — стать проститутками в европейских борделях, а сыновьям — «пассивными партнерами в процессе европейской интеграции». Кажется, что и войны то нет.

— Алло! Что? Как Паук? Мина говоришь?

Двухсотый у подшефного подразделения. У той самой нашей здешней полиции, о которой я думал пять минут назад. С этими ребятами я начинал, их подразделение всячески поддерживаю по медицинской части. Они спасли мне жизнь. Я им когда-то крепко помог. Каждый — как брат.

Война мне подарила огромную семью. Множество названных братьев и сестер, есть даже названные сыновья и дочери. Лучшие люди своего народа, которые грудью встали, чтобы заслонить его в черную годину. И единство мыслей и чувств с каждым из них — больше, чем между кровными родственниками. Потому, когда каждый из них теряет кого-то — это моя личная утрата. И у меня похороны — почти каждый день. А иногда вот — так как сегодня….

Надо бы маму поздравить с днем рождения. Звонок, еще и еще — «абонент не абонент». РОдная Горловка окружена и раздолбана «градами» до «лунного ландшафта». Нет света, нет воды — и естественно, нет телефонной связи. Я не видел своих родных с самого начала компании….Родители купили на всякий случай симку «киевстар» — вдруг связь будет надежнее, чем с МТС. Куда там — разве может от этих киевских пид…в быть что-то хорошее?

Истекает период увольнительной, КПП родной части приветливо кивает новеньким шлагбаумом.

Грузовичок с надписью «Продукты» и красивым рисунком колбас и фруктов на боку завершил малый полукруг как раз напротив столовой.

— Ребят зовите, пусть помогут вынести.

Я бегу к грузовичку, помочь тащить продукты.

— Куда нести?

Водитель смотрит на меня удивленно и негромко говорит:

— Ты в одиночку гроб не поднимешь.

Привезли «двухсотых». Славных бойцов роты, где я служу. Был тяжелейший неравный бой. У противника — танки, артиллерия, БМП, у наших — стрелковое. Наши прочистили коридор, куда было надо, и уничтожили всех, кто пытался нас сбить с занимаемых позиций. Но при таком соотношении сил обойтись без потерь было невозможно, и сейчас мы провожаем в последний путь тех, кто своей жизнью «купил пехоте трудную победу». Зажатые во вражеском огневом мешке, под прямым огнем танковых орудий и гаубиц, они своим самопожертвованием обеспечили победу нашего подразделения. Даровали другим возможность выжить и победить.

Багровеет сукно гробов, отпевает убитых батюшка и командир роняет краткие слова о том что: «Господу нужны лучшие, и он их взял!»

Наш батюшка — высокий, с пламенным взором истово верующего человека. Пылко молится о даровании победы нам — и его слова будят гулкий набатный отклик в душе. Он приехал из Москвы окормлять наше воинство. На мой мягкий вопрос:

— Отчего так мало священников из России?

Махнув рукой отвечает просто:

— Патриарх запретил священникам молиться о даровании победы воинству Новороссии. Типа вы мятежники, воюете против законных властей.

Это киевские-то «прыгуны на майдане», совершившие фашистский путч на деньги заокеанских сатанистов и недавно легализовавшие на Украине гей-парады, а также объявившие о создании здесь «церкви Сатаны» — «законные власти»?