Елена Семёнова - На переднем крае. Битва за Новороссию в мемуарах её защитников

Как я уже упоминал, украинцы долго не решались начать штурм, продолжая обстрелы, надо сказать, не очень эффективные. Даже артиллерия их била все теми же растопыренными пальцами: туда немножко мин, сюда немножко мин, потом опять в первую цель. Большое количество мин и снарядов вообще падало вдали от каких-либо целей. Мы продолжали спать в подвале пожарки, а день проводили на поверхности. Пока было электричество (провода в итоге пооборвало осколками), смотрели DVDшник. Нашелся диск с «Властелином Колец», разумеется… в переводе Гоблина. Как сейчас помню, момент из самого начала, где показываются торжества по случаю юбилея Бильбо, сцена в которой он рассказывает маленьким хоббитам страшные истории из своих былых приключений, в переводе это было так. С грозным взглядом глядя на оторопевших хоббитят, Бильбо начинает рассказ: «это было в степях херсонщины…» Все повалились впокатуху. Когда я просмеялся, пообещал, что если выживу, все рассказы про войну буду начинать со слов: «это было в степях донетчины». Так мы и проводили свой досуг. Иногда нам мешали вышеозначенные украинские минометы, обычно «Васильки», и, когда мы слышали, как вдалеке четырежды характерно ухало, мы ставили кино на паузу и бежали в подвал. Обычно мины прилетали через пару, тройку секунд после того, как мы оказывались в безопасности. Впрочем, ложились всегда довольно далеко. Потом, как я уже писал, мы по техническим причинам оказались лишены подобных развлечений. Передовые позиции наши проходили по брошенной ж/д насыпи, которая в трех километрах от города, если двигаться по трассе на Россию, образовывала дугу и трассу пересекала перпендикулярно, образовывая небольшую арку. Удержание этой позиции считалось первой необходимостью, хотя уже тогда, умные люди в этом сомневались. Забегая вперед, скажу, что удержание этой насыпи (высотой несколько метров) никакой пользы не принесло. Кончилось все тем, что в паре километров от нее встал украинский танк и начал ее методично расстреливать. ПТУРов у нас не было, и пришлось валить. Был, конечно, смысл взорвать арку и тем самым временно перекрыть трассу, но «не шмогли».

Как-то я решил лечь спать пораньше и задремал уже на своем матрасе, как вдруг «случилось». Дикий грохот вывел меня из страны Морфея, я подскочил над матрасом, кажется, на метр, подвал ходил ходуном, с потолка сыпалась цементная пыль, через вход врывались отсветы разрывов. Через несколько секунд все стихло. В ту ночь к нам прилетело три ракеты Града, две разорвались у входа, а третья, попав в верхнюю часть здания, как ни странно, не причинила вреда, только часть кирпичной кладки немного вздулась пузырем во внешнюю сторону. А, вот, ворота гаража и асфальт перед зданием были посечены по полной программе. А через пару дней начался штурм, и как было очевидно, противник решил вклиниться между нашими частями, стоящими в Иловайске и Моспино, благо рукав шириной в четыре с половиной километра нами никак не контролировался. Так ВСУ оказалось сначала в Грабском, потом в Кобзарях, а потом и в Зеленом, а мы соответственно почти в окружении.

К вечеру первого дня штурма основные бои были за описанную выше дамбу, к вечеру обозначился глубокий прорыв техники противнике: два БТРа, к примеру, на повороте с трассы к селу Грабское (это вообще был наш тыл). Была спешно создана «летучая» группа, в которую я вошел как гранатометчик. Теперь у меня хоть был второй номер, им естественно стал дядя Женя, взявший себе вполне православный позывной «Инок» (среди наглухо нецерковных шахтеров, большинство из которых за всю жизнь, думается мне, не видели ни одного монаха, этот позывной вызывал большие трудности и превращался то в «Инку», то «Инка»…) В итоге группа наша прошла от блокпоста по ночному уже городу до его самого северо-западного угла, среди долгого пути по улицам частного сектора мне запомнилась картина нашего работающего Града (две машины перекинули на кануне, всеобщее ликование по этому поводу было несколько ом-ранено известием, что на каждую установку имеется только по одной «катушке» ракет). Я смотрел вдоль улицы и в самом ее конце, из-за домов поднимались в небо ярко-розовые хвосты невидимых на черном ночном небе ракет, они были наклонены под углом 45 градусов, но почему-то летели почти вертикально вверх лишь немного отклоняясь вправо, летели одна за другой и преодолев незримую глазу черту покорно гасли, летя уже по инерции.

Соединяемся с группой Бониных разведчиков, работаем у них на подхвате, они идут впереди и дают редкие очереди в сторону возможного противника: обычный прием, стрельба должна вызвать ответный огонь и вскрыть местонахождение врага. Противника не обнаружено, разведчики уходят, а мы остаемся ночевать на крутом повороте, который создает улица Ломоносова на северо-западном углу Иловайска. Проснувшись утром, наша группа, которую ведет молодой парень из Харькова с позывным «Партизан» (он благополучно переживет Иловайск и погибнет в аэропорту) расползается по зеленке, выставляем глаза и уши. Я как гранатометчик пока не нужен и я сплю, сплю почти все утро и день, сплю я на старой, поросшей уже бурьянами помойке, подо мной какой-то строительный мусор, битое стекло, куски шифера, кирпича и что-то там еще, все это сдобрено редким бурьяном, под головой у меня гранатомет. Боже, вот бы научиться так же сладко спать дома… Днем к нам подвозят воду и несколько батонов булки, сигареты вроде пока есть. Выспавшись, наконец, я возвращаюсь так сказать к жизни, оцениваю ситуацию. А пока я ее оцениваю, моему взору открывается прелюбопытнейшая картина. Что же я вижу, спросите вы? Вижу я следующее: перед моим взором, в полутора километрах дорога к поселку Зеленое, что находится непосредственно на трассе Иловайск-Харцызск (наша основная, почти единственная асфальтовая дорога, и по этой дороге в это село Зеленое движется печальная (для нас) процессия. Впереди БМП-2 (подукраинским флагом, конечно), за ней танк, потом «Урал» и следом УАЗ-буханка.

Объяснять нам, что основная трасса, связывающая нас с «большой землей», в руках врага, было бы излишне. Я беру в руки телефон и набираю «Скобаря», благо он каждый день бывает на заседаниях штаба, а с нашей связью в штаб такую мелочь, как закрытие противником основной магистрали, могут и не сообщить. Дозваниваюсь и докладываю, «Скобарь» обещает доложить. Перезванивает через какое-то время и немного смущенно просит меня не беспокоиться, что вопрос уже давно решен, противника нет, трасса чиста и вообще все хорошо. Меня начинают грызть дурные предчувствия. Как потом оказалось, «Скобарь» не придумал ничего лучше, чем подойти к нашему комбату Кононову и доложить переданную мной информацию ему. Вообще это было, конечно, логично, но не в случае с Кононовым. Сей Наполеон после услышанного стал кричать «Скобарю» следующее: «Твой Печора трус и паникер, все под Иловайском в порядке, больше его слушай!!» и т. д. В тот же день на трассе попала в плен машина, в которой за БК ехал комендант города и несколько сопровождавших его ребят. Военкор Юрий Юрченко, попал в плен, кажется, там же.